Внизу у Фитцджеральда - [4]

- Плата за учебу частенько запаздывает. Я понимаю, что у тебя несколько необычные обстоятельства, и ты редко видишь своего отца. Но я был бы очень признателен, если бы следующий раз, когда вы с ним встретитесь, ты сказала бы ему, что платить лучше вовремя.

Чиркнула спичка, трубка задымилась. Формально Сесилию еще не отпустили, но могучая рука директора потянулась к раскрытому роману, и это означало, что аудиенция окончена. Сесилии никогда прежде не приходило в голову, что за школу платит отец, а не мать с Ронаном. Она удивилась тому, что именно на него возложена эта обязанность, и решила, что при следующей встрече непременно должна его поблагодарить. И ей было неловко слышать, что плата часто опаздывает.

- А, - произнес Буйвол, когда она была уже в дверях, - У тебя: а: у тебя все нормально? Ну: а: семейные неурядицы:

- Но это было давно, сэр.

- Ну, да. Ну, да. Ну все-таки:

- Все нормально, сэр.

- Ну, хорошо, хорошо.

Интерес к родительскому разводу стал вянуть, и, наверное, исчез бы совсем, если бы не странное поведение мальчика по имени Абрахамсон. Примерно через месяц после той субботы, когда Сесилия с отцом смотрели "Унесенных ветром", она стала замечать, что Абрахамсон все время пристально на нее смотрит.

Каждое утро во время собраний, которые проводил в большом зале мистер Хоран, она чувствовала, как темные глаза пристально ощупывают ее с головы до ног, и когда бы они ни встретились - в коридоре или на теннисном корте - Абрахамсон бросал на нее быстрый взгляд и тут же отводил глаза, стараясь, чтобы она не заметила. Отец мальчика торговал мебелью, поэтому изредка появлялся у них в чапелизодском доме.

Больше никто к ним не ходил - все шестьдесят семь соучеников Сесилии жили слишком далеко от Чапелизода. Абрахамсон был моложе Сесилии маленький смуглолицый мальчишка, которого Сесилии часто приходилось развлекать детскими забавами, пока родители в соседней комнате пили коктейли. Он был еще совсем ребенком, стеснительным, немного нервным и совсем не надоедливым: он с удовольствием возился с братьями Сесилии, катал их на спине по саду или соглашался на второстепенные роли в пьесах, которые они любили разыгрывать.

В школе его называли по фамилии и уважали за способности. Он не был особенно популярен среди учеников, и держался обычно в стороне от главных событий.

Поэтому Сесилия не знала, как реагировать на его пристальные взгляды, но в глубоких глазах пряталась какая-то мысль, и она чувствовала, что внимание это - неспроста. Сесилии это скоро надоело, и она решила выяснить, в чем дело. Однажды после школы, на пути к автобусу по засаженному деревьями бульвару, она прямо спросила его, что происходит.

Она была намного выше мальчика, поэтому, чтобы услышать ответ, пришлось нагнуться. Когда он говорил, у него появлялась необычная улыбка, - такая, словно он улыбался своим мыслям, а не предмету разговора.

- Прости, - сказал он. - Прости, Сесилия. Я не нарочно.

- Но это продолжается уже почти месяц, Абрахамсон.

Он кивнул, соглашаясь с обвинениями. И поскольку от него требовали объяснений, не замедлил их представить.

- Знаешь, в определенном возрасте черты лица у человека перестают быть детскими.

Я читал в одной книжке: детское лицо прячет настоящие черты, но в определенном возрасте перестает их прятать. Понимаешь, о чем я, Сесилия?

- Нет, не понимаю. И не понимаю, как можно таращиться на меня только из-за того, что ты что-то вычитал в книжке.

- Это происходит со всеми, Сесилия.

- Но ты же не на всех так таращишься.

- Прости. Прости, Сесилия, я больше не буду.

Абрахамсон остановился и открыл черный портфель, в котором он носил школьные книжки. Сесилия подумала, что ему понадобилось что-то, что поможет в объяснениях. Она терпеливо ждала. По улице бегали мальчишки, они баловались и срывали друг с друга кепки. Проехала на мопеде мисс О'Шонесси. Со футляром от скрипки в руках прошествовал мистер Хоран.

- Хочешь? - спросил Абрахамсон, доставая из портфеля коробку с двумя маленькими покрытыми яркой глазурью пирожными. - Бери.

Она выбрала малиновое, после чего Абрахамсон аккуратно закрыл коробку и сунул обратно в портфель. Каждый день он приносил в школу два или три таких пирожных, которые пекла ему мать. Он продавал их за несколько пенсов, а если в школе желающих не находилось, лакомства покупала девушка из газетного киоска, мимо которого он проходил каждый день по дороге домой.

- Я не хотел тебе говорить, - сказал он, когда они снова двинулись по улице. - Жалко, что ты заметила.

- Это невозможно не заметить.

- Давай забудем, а? - Он сделал легкий жест в сторону недоеденного пирожного, которое Сесилия держала в руке. Голос Абрахамсона звучал еще мягче обычного, и он так же рассеянно улыбался собственным мыслям. Можно было подумать, что у него в голове проходит шахматный матч.

- Я хочу знать, Абрахамсон.

Его тонкие плечики поднялись и вновь опустились. Этот жест означал, что он считает глупостью со стороны Сесилии настаивать на ответе, но если она все-таки хочет его услышать, он не будет тратить время на увиливания. Они миновали школьные ворота и стояли сейчас на остановке, ожидая одиннадцатого автобуса.