Внимательные вещи - [2]

Вымысел я могу принять. Но враньё…

— Конечно, — легко согласился он. — У меня осталась щепоть.

Кстати, нюхать ничего не придется. Запаха от реактива нет.

— Я только домой забегу, — вдруг так же легко согласился я. Мы забрали со стоянки автомобиль, двигатель которого еще не успел остыть, и подъехали к моему дому. Зашли. Озирался он с любопытством, трогал одно, другое, но впоследствии, когда я обнаружил, что блестящий стеклянный шарик, не особо нужный, но преданный мне предмет, с моего стола пропал, мне и в голову не пришло связать его отсутствие с визитом Вяземского.

В отличие от меня, живущего в центре, Вяз жил в примыкающем к городу поселке Западном. Это место лет 20 назад считалось престижным: поле, невдалеке лес, и не более полусотни одноэтажных домов, называемых почему-то финскими. Поселок выстроен был для офицеров — преподавателей военной кафедры в политехническом. Этот техникум тактики, стратегический институт и я когда-то кончал. И военное дело, как же, преподавалось. Но в последнее время вокруг поселка творилась почти военизированная возня. Семьи стали съезжать, но электричество и коммуникации еще были. Будучи в курсе слухов, касающихся муниципальных дел, я знал, кому и зачем (за что — суммы назывались разные) эта территория продана. Остались не выехавшие — полтора десятка упрямых семей. И Вяз — в числе отставных и оставшихся. Тут же открылось, что и Химик невдалеке жил. В соседнем ряду. Или, если угодно, улице. Построив на задворках завод. — Завод?

— Не вполне. В гараже у него было все оборудовано. Я огляделся пристальней. Некогда райская местность выглядела запущенной, отцвела. И куда всё подевалось — сосны, зелень, поля.

Остались хилые клены, изощренно изогнутые, росшие вдоль улицы, да две вишни у Вяземского во дворе. Клены в середине июля были уже желтые. Вишни завшивели. Придурковатая природа и не стремилась для нас хорошо выглядеть. Горы мусора. Камни. Запахи. В мусоре копошилась какая-то жизнь. Незнакомые травы с жесткими, как проволока стеблями, прорастали сквозь микромир. Вдалеке был заброшенный котлован, торчал экскаватор. Надо всем этим нависали невесомые небеса. Синь, вонь. И только восток наливался тяжестью, облаков хляби белые загораживали горизонт. Напротив дома и двора Вяземского врос в глину валун — в прожилках и пролежнях. Калитка скрипнула. Мы вошли. Обстановка жилища была спартанская — в отличие от сатанинской, которую я поневоле вообразил. Не укладывалось воображение, возбужденное химическими намёками, в обычные формы, близкие обывательским. Впрочем, нечто сатанинское интерьер таил. Полки вдоль стен были уставлены исковерканными предметами, обломками их. Никто б никогда не догадался, по какому принципу формировалась эта коллекция, если б не знал о страсти Вяза к авариям и катастрофам.

Нет, он их не творил. Он собирал и хранил предметы с этих событий.

Это в нем было еще с детства. Но я и не предполагал, что страсть так далеко зашла, соединившись с идеей о химреактиве в стройное логическое сумасшествие. Я потянулся к куску пластмассы, снабженному инвентарным номером, расплавленному, свернувшемуся в бесформенный серый комок.

— Стоп, — сказал Вяз, оттирая меня от предметов. — Руки чешутся?

Ты их одну о другую чеши.

— Химик знал об этой коллекции? — спросил я, немного обиженный за свои руки. Он кивнул. — Демонстрируй, — распорядился я. Он сунулся в свой в карман и вынул темную склянку, завернутую в носовой платок. Стоя ко мне спиной, долго выбирал на полке предмет, наконец, снял тот самый кусок пластмассы, на который покушалась моя рука.

— Событие прошлогоднее, — сказал он. — Возгорание в супермаркете.

Да что там возгорание — сгорело дотла. — Он положил предмет на стол.

— Ничего, что стол деревянный? — спросил я. — А то займется тут всё.

— Нет, — совершенно серьёзно ответил он. — Реактив только предмет сжигает. Я не говорил? Как огонь, пожирая полено, выделяет тепло.

Так и реактив высвобождает информацию, обращая предмет в … Да сам увидишь во что. Сгорает лишь то, что структурировано одной информацией. Если я обработаю стол, сгорит стол, а предмет упадет на пол нетронутым. — Он натянул перчатки. — Представляешь, если смесь этих двух препаратов на меня попадет? Я представления не имел. Но промолчал, захваченный приготовлениями. Обработка предмета не отличалась сложностью, он просто высыпал на него все, что было в бутылочке — с четверть наперстка белого порошка. Потом щедро полил какой-то бесцветной жидкостью. Он отодвинулся примерно на метр, а я удвоил внимание. Нас разделял стол. После того, как оба вещества вступили в реакцию, поверхность предмета пошла пузырями, вспенилась, покрылась кофейной пенкой — и вдруг перед моими глазами встал столб пламени — от неожиданности я зажмурился, потом вскочил, растерявшись, не соображая, что нужно предпринять, чтобы сбить пламя, но успел заметить сквозь прозрачный огонь застывшее, но отнюдь не испуганное лицо Вяземского. Дыма не было. Не было запаха гари, не было от пламени никакого тепла, оно, поколебавшись минуту, опало само собой.

— Что, видел? — спросил Вяз. Глаза его ликовали. Я неопределенно шевельнул шеей. — Что видел? — с другой интонацией переспросил он. — Я сказал. — Это не вспышка пламени. Предмет умирает без вспышки. Это был фрагмент зрелища. Предмет-то с пожарища. — Несмотря на такое толковое объяснение, выглядел он озадаченным. И сказал, почему. — А мне какая-то эротическая возня виделась. Словно старший менеджер младшую продавщицу к этому прилавку припёр. Этот фрагмент — останки прилавка, — кивнул он теперь уже на останки останков. Их стало меньше. Поверхность предмета была подернута чем-то серым, словно прикрыта слоем золы. — Видишь, как оно распределилось. Тебе — пожар.