Внезапная пылкость - [9]

— И ты об этом забыла? — уточнил он, когда она молча развела руками.

Эшли кивнула. Почему она не солгала «во спасение», заявив, что имеет патент? Он вполне мог поверить ей на слово. Но мало того, что она терпеть не могла ложь, так еще и ее глаза оказались в ловушке его пристального взгляда.

— Я уверена, что получу патент, — вызывающе заявила женщина.

Витор ослабил узел галстука и заметил:

— Четыре месяца слишком даже для Португалии. Твое заявление могли потерять. Потеряно оно или нет, но раз ты не получила официального разрешения, тебя вполне могут обвинить в нелегальной торговле. — Его губы растянулись в волчьем оскале. — И не тебе жаловаться властям по поводу моего предполагаемого водного парка. Это мне следует донести о твоей подпольной мастерской.

Эшли похолодела. Неужели она нарушала закон? Если Витор донесет, неужто ее привлекут к судебной ответственности и оштрафуют? Уж не сможет ли он прикрыть ее дело?

— Ты мне угрожаешь? — осведомилась она, стараясь говорить беспечно.

— А ты как думаешь?

— Это не ответ, — запротестовала она.

— Лучшего ты не заслуживаешь, — вкрадчиво произнес он.

Эшли непроизвольно дергала штанину своих обтрепавшихся шорт. Какая же она неумеха! Витор приехал с намерением заключить полюбовное соглашение (полюбовное прежде всего в собственных интересах), а чем ответила она? Неуемным упрямством и ядовитыми замечаниями. Как бы ни жаждала она сохранить за собой дом, глупо проявлять излишнюю язвительность. Не только в данный момент нуждалась она в доброжелательстве Витора, но и будет нуждаться. Так что было бы недальновидно… возможно, даже опасно делать из него явного врага.

— Я сожалею, что разозлила тебя своим нежеланием продать дом и что не совпадают наши мнения относительно тех неприятностей, которые могла бы доставить моя мастерская. Но почему бы не подождать, пока в виллы не въедут новые хозяева, и не спросить их? Если они будут против, я съеду. — Эшли засветилась своей самой очаровательной улыбкой, той самой, которой она в свое время обвораживала промышленных магнатов, а теперь своих клиентов.

— Нет, — ответил Витор.

— Нет? — Улыбка сошла с ее лица.

— Сказать по буквам? Н-Е-Т.

Эшли опять смотрела на свой дом. Почему он спорит? Почему не может понять, что она не уступит его требованиям и не уедет? Уезжай, пока не появился Томас.

— Тогда нам остается лить поступить, как полагается цивилизованным взрослым людям, и признать, что мы расходимся во мнениях, — предложила она, и собственные слова показались ей банальным советом покойной тетушки.

— Я-то могу быть цивилизованным и взрослым, а вот насчет тебя сомневаюсь, — грубовато ответил он и, достав из кармана белоснежный носовой платок, смахнул капельки пота со лба.

Эшли вновь изобразила свою очаровательную улыбку.

— Ладно, присылай свое письмо. Обещаю изучить его и ответить как можно быстрее.

— Обманываешь.

— На скрижалях ведь не записано, что мы обязательно должны схватиться, — возразила она, желая завершить встречу по-доброму.

В волнении она забыла о майке, та опять соскользнула с плеча, и Витор протянул руку.

— Ты имеешь в виду, что нам следует заняться любовью, а не войной? — спросил он, касаясь кончиками пальцев гладкой загорелой округлости ее обнаженного плеча.

Вовсе не это имела она в виду, во всяком случае не то, на что намекал его охрипший голос, а не то, что подразумевал взгляд его темных глаз. Она понижала, что должна ответить какой-нибудь беспечной остротой, которая вернула бы разговор на прозаический уровень, и объяснила бы, что именно она имела в виду, но ей было не до шуток. Она не могла думать ни о чем другом, кроме его прикосновения, небрежной, но весьма приятной ласки. Эшли проглотила ком, приказала себе отступить на шаг, но ноги отказывались повиноваться. Да что с ней в самом деле? Она легко отделывалась от приставаний Лейфа, так почему она не могла проделать то же самое сейчас?

— Я имею в виду, что мы могли бы расстаться дру… друзьями, — опять запнулась она.

— Расстаться друзьями?

Ей не нравилось, когда нарушали покой. Но это прикосновение доставляло ей блаженство.

— Д… да, — еле выдавила она из себя.

— Тогда до свидания, друг, — сказал Витор, положил свои огромные ладони на ее плечи, привлек к себе и поцеловал.

Его теплые мягкие губы лишь слегка коснулась ее. Испугавшись, Эшли открыла рот, чтобы запротестовать, но тут и его губы раскрылись. Их дыхание смешалось. Возбуждение охватило все ее естество. Ей стало жарко. Вот и опять это начинается, одурманено подумала она, опять этот необузданный жар! Так вырвись, глупышка, приказал голос. Ты же знаешь, к чему это привело раньше. Ты получила урок, и какой! И все же Эшли оставалась неподвижной.

Руки Витора соскользнули на ее спину, прижимая ее еще сильнее, в его поцелуе появилось больше страсти. Ощущение его, вкус его действовали как наркотик, тот самый, от которого, как ей казалось, она сумела освободиться, но который, как она открыла для себя сейчас, продолжал держать ее безжалостной хваткой.

— Мама!

Крик подействовал как холодная вода, которую вылили на ее голову. Высвободившись, Эшли обернулась и увидела Томаса, выбежавшего босиком на террасу. Его каштановые кудри были взъерошены, а щеки все еще розовели со сна. Слава Богу, ты спас меня, подумала она, но испытанное ею моментальное облегчение сменилось тревогой. Ей так не хотелось, чтобы Витор увидел ребенка, а теперь…