Вне лимита. Избранное - [3]

Как легко выходить здесь.

11. 9. 81.

«Ни в топот твоего коня…»

В. Н.

Ни в топот твоего коня

Не брошусь,

Ни вослед не гляну.

Не дрогну, зажимая рану —

И кандалы не прозвенят.

Не поменяться городами —

Своя судьба, своя сума.

И сводит губы холодами

Жестокой выучки зима.

Что ж, за руки!

Уже немного

Отпущено на суету.

Избравшего свою дорогу

Превыше спутников почту!

Как знать, кто уцелеет в битвах?

Но про тебя был вещий сон…

Моя вечерняя молитва

Вся состоит из двух имен.

31. 10. 81

«Отпусти мой народ…»

— Отпусти мой народ.

(Нет моего народа).

— Отпусти в мои земли.

(Нет земель у меня).

— А иначе мой бог

(Я не знаю Бога исхода)

— Покарает тебя,

И раба твоего, и коня.

Посмотри —

Я в змею обращаю свой

Посох

(О, я знаю — твои жрецы

Передразнят стократ!)

— Не чини мне преград,

Ибо мне этот путь

Послан.

(О, я знаю — мне не дойти.)

— Да не сверну назад.

«Почему…»

Почему

Половина побегов — во сне?

(О, не бойся — не настигают!)

Темнота пересохла. Дожить бы!

Но в завтрашнем дне —

Половина другая.

От живых, что холодными пальцами

правят судьбой,

Из ловушки зеркал,

Что, как устрицы, жадные створки

Приоткрыли — беги!

Не печалься, что там — за тобой.

За тобой ничего.

Вот они уже рвутся на сворке.

По пустыне асфальта,

По тверди —

Нестынущий след

Оставляя,

Сбиваясь,

Защиты просить не умея —

Мы уходим, бежим, задыхаемся…

Нет

Впереди Моисея.

«Вот он над нами — их жертвенный плат…»

Вот он над нами — их жертвенный плат,

Мазаный кровью.

Выйди пророчить мор и глад —

Никто и бровью…

Стоит ли спрашивать, что тебя ждет

На повороте?

Молча Кассандра чаю нальет,

Сядет напротив.

Молча постелет,

Заштопает рвань, кинет на кресло,

Молча разбудит в бездонную рань

И перекрестит.

Нет еще колера для твоего

Смертного флага.

Больно уж молод — да что ж, ничего!

Гож для ГУЛага.

3. 11. 81

«Что-то грустно, и снов не видно…»

Что-то грустно, и снов не видно.

Не дождусь рассвета и встану,

И надену свой старый свитер,

И уйду собирать каштаны.

Карий глянец косматых парков —

Ни за что ни про что награда —

Бесполезней царских подарков

И бездомней ветра и града.

Ах, невысохшие цыплята!

Пересмеиваются — кто подымет?

И толпятся стволы как шляхта —

В пышной щедрости и гордыне.

Разорившись, пустив по ветру

Горы золота, звон и пламя —

Ни единой не дрогнут веткой

Под калеными холодами!

Прорастая сквозь юг России

Из расстрелянных поколений —

Не допустят пасть до бессилья

Гефсиманских слез и молений.

Не позволят забыть осанку,

Не изменят и не устанут.

Я за тем и приду спозаранку,

Я приду собирать каштаны.

5. 11. 81

«Сколько мне ни приходится смахивать снег…»

Сколько мне ни приходится смахивать снег

С беспризорных скамеек —

Но я не привыкну к вашей зиме,

Хоть иной не имею.

Я не стану убийцу отчизною звать —

И другой не желаю, и этой.

Не признаю ваш суд,

Не приму от раба благодать —

У раба ее нету.

И любую облаву раскиньте — уйду,

И убейте — с пути не вернете.

И подслушайте, что там —

В последнем бреду —

Все равно не поймете.

2. 12. 81

«Ну возьми же гитару…»

Ну возьми же гитару,

Возьми на колено свое,

Как ребенка —

И струны потрогай.

И склонись к ней щекою,

И гриф охвати, как копье —

Всей рукой.

Остальное от Бога.

Через несколько дней

Я забуду мотив и слова

И уйду

В сумасшедшее лето.

Мне охватит колени волной —

И морская трава

Перепутает

Вечер с рассветом.

А потом —

За снегами снега —

Все тесней и тесней

Полетят

На опальные крыши.

И за сотни ненужных земель

И потерянных дней

Неужели

Тебя не услышу?

Я с твоей телеграммой

В пути разминусь, прилечу —

И на миг

Задохнусь у порога…

Ну возьми же гитару,

Настрой —

И помедли чуть-чуть.

Помолчим

Перед дальней дорогой.

«Не для меня византийский наклон…»

Не для меня византийский наклон

Лика.

В ересь впаду — подбородок превыше

Плача.

Ты, мой ручной, уж не думаешь ли —

Стану

Горе являть, ублажая судьбу

Воем?

В прах упадать — не моему

Стану!

Да не предстану, разлуку свою

Пряча.

Бутырские воробьи

Вот и снег загрустил —

Отпусти обессиленный разум,

Да покурим-ка в форточку,

Пустим на волю хоть дым.

Прилетит воробей —

И посмотрит взыскательным глазом:

«Поделись сухарем!»

И по-честному делишься с ним.

Воробьи — они знают

К кому обращаться за хлебом.

Пусть на окнах двойная решетка —

Лишь крохе пройти.

Что за дело для них,

Был ли ты под судом или не был!

Накормил — так и прав.

Настоящий судья впереди.

Воробья не сманить —

Ни к чему доброта и таланты.

Он не станет стучать

В городское двойное стекло.

Чтобы птиц понимать,

Надо просто побыть арестантом.

А коль делишься хлебом —

Так значит и время пришло.

11—20. 12. 81

«Сия зима умеет длиться…»

Сия зима умеет длиться,

И нет болезни тяжелей.

И чашу декабря — налей! —

В слепых домов лепные лица

Плеснуть — застынет на лету!

И грянет голосом студеным,

Снежком в окно — стекольным звоном —

Но звон увязнет за версту.

И вновь под белыми мехами,

Под ватным бредом за окном —

Неизлечимое дыханье

О винограде вороном.

«На моей печи…»

На моей печи

Не поет сверчок.

У меня в ночи

Лишь огня клочок.

На моем плече

Не ночует плач.

На моей свече

Язычок горяч!

От ее луча

Мне печали нет…

Поворот ключа.

Через час — рассвет.

«Как стеклянный шарик — невесть куда закатиться…»

Как стеклянный шарик — невесть куда закатиться,

Уж кто-кто, а они всегда пропадают бесследно.

В самом трудном углу не найти — лишь пыль

на ресницах,

Паучок в сундуке да кружок от монетки медной.