Вне лимита. Избранное - [11]

Где ни кошек, ни лагерей.

Мы в два счета отменим там холода,

Разведем бананы в садах…

Может нас после срока сошлют туда,

Но вернее, что в Магадан.

Но, когда меня возьмут на этап

И поведут сквозь шмон —

За мной увяжется по пятам

И всюду пролезет он.

Я его посажу в потайной карман,

Чтоб грелся под стук колес.

И мы сахар честно съедим пополам —

По 10 граммов на нос.

И куда ни проложена колея —

Нам везде нипочем теперь.

Мы ведь оба старые зэки — я

И мой длиннохвостый зверь.

За любой решеткой нам будет дом,

За любым февралем — весна…

А собаку мы все-таки заведем,

Но в лучшие времена.

1984

«Их пророки обратятся в ветер…»

Их пророки обратятся в ветер,

В пепел обратятся их поэты,

И не будет им дневного света,

Ни воды, и не наступит лето.

О, конечно, это справедливо:

Как земля их носит, окаянных!

Грянут в толпы огненные ливни,

Города обуглятся краями…

Что поделать — сами виноваты!

Но сложу я договор с судьбою,

Чтобы быть мне здесь

И в день расплаты

Хоть кого-то заслонить собою.

1984

«И за крик из колодца „мама!“…»

И за крик из колодца «мама!»,

И за сшибленный с храма крест,

И за ложь твою «телеграмма»,

Когда с ордером на арест, —

Буду сниться тебе, Россия!

В окаянстве твоих побед,

В маете твоего бессилья,

В похвальбе твоей и гульбе.

В тошноте твоего похмелья —

Отчего прошибает испуг?

Все отплакали, всех отпели —

От кого ж отшатнешься вдруг?

Отопрись, открутись обманом,

На убитых свали вину —

Все равно приду и предстану,

И в глаза твои загляну!

5. 7. 1984

«Когда-нибудь, когда-нибудь…»

Когда-нибудь, когда-нибудь

Мы молча завершим свой путь

И сбросим в донник рюкзаки и годы.

И, невесомо распрямись,

Порвем мучительную связь

Между собой и дальним поворотом.

И мы увидим, что пришли

К такому берегу Земли,

Что нет безмолвней, выжженней и чище.

За степью сливы расцветут,

Но наше сердце дрогнет тут:

Как это грустно — находить, что ищем!

Нам будет странно без долгов,

Доброжелателей, врагов,

Чумных пиров, осатанелых скачек.

Мы расседлаем день — пастись,

Мы удержать песок в горсти

Не попытаемся — теперь ведь все иначе.

Пускай победам нашим счет

Другая летопись ведет,

А мы свободны — будто после школы.

Жара спадет, остынет шлях,

Но на оставленных полях

Еще звенят медлительные пчелы.

Ручей нам на руки польет,

И можно будет смыть налет

Дорожной пыли — ласковой и горькой.

И в предвечерней синеве

Конь переступит по траве

К моей руке — с последней хлебной коркой.

16. 6. 1984

«Вот их строят внизу — их со стенки можно увидеть…»

Вот их строят внизу — их со стенки можно увидеть.

(Ну, а можно и пулю в невежливый глаз получить!)

Золоченые латы (это — в Веспасиановой свите),

Гимнастерки солдат да центурионов плащи.

Завтра эти ребята, наверное, двинут на приступ.

И, наверное, город возьмут, изнасилуют баб —

И пойдет, как века назад и вперед, — огонь

да убийства.

Если спасся — счастливый раб, если нет — то судьба.

Храм, наверно, взорвут и священников перережут.

Впрочем, может, прикажут распять, сперва

допросив.

Офицеры возьмут серебро, солдаты — одежду.

И потянутся пленные глину лаптями месить.

А потом запросят ставку — что делать дальше?

И связист изойдет над рацией, матерясь.

Будет послан вдоль кабеля рвущийся к славе

мальчик,

Потому что шальной стрелой перерезало связь.

А другая стрела ему в живот угадает.

А потом сожгут напалмом скот и дома,

Перемелят детей колесом

И стену с землей сравняют,

Но, возможно, не тронут старух, сошедших с ума.

И не тычьте в учебник: историю смертники знают —

Прохудилось время над местом казни и дало течь.

Дай вам Бог не узнать, что увидит жена соляная:

Автомат ППШ или римский короткий меч?

23. 7. 1984

«Нас Россией клеймит…»

Нас Россией клеймит

Добела раскаленная вьюга,

Мракобесие темных воронок

Провалов под снег.

— Прочь, безглазая, прочь!

Только как нам уйти друг от друга —

В бесконечном круженье,

В родстве и сражении с ней?

И когда, наконец, отобьешься

От нежности тяжкой

Самовластных объятий,

В которых уснуть — так навек,

Все плывет в голове,

Как от первой ребячьей затяжки,

И разодраны легкие,

Как нестандартный конверт.

А потом ожидая, пока отойдет от наркоза

Все, что вышло живьем

Из безлюдных ее холодов, —

Знать, что русские ангелы,

Как воробьи на морозах,

Замерзают под утро

И падают в снег с проводов.

4. 8. 1984

«Завтра будет прилив…»

Завтра будет прилив,

Сгонит отару вод

Северный ветер,

Сдвинутся корабли.

Небо вкось поплывет.

Что случится на свете?

Выгнется линзой свод,

Хрупкий взметнут балет

Птицы-чаинки.

Выступит мед из сот,

И покачнутся в земле

Чьи-то личинки.

Дети чужих зверей

Стиснут в мехах сердца —

Шорох по норам…

Ветер, то ли свирель —

Не угадать лица —

Будет, и скоро.

Знают сверчки небес,

Рации всех судов

Пеленг сосновый.

Нордом сменится Вест.

Смоется след водой.

Ступишь ли снова?

5. 8. 1984

«Если выйти из вечера прямо в траву…»

Если выйти из вечера прямо в траву,

По асфальтовым трещинам — в сумрак растений,

То исполнится завтра же — и наяву

Небывалое лето счастливых знамений.

Все приметы — к дождю,

Все дожди — на хлеба,

И у всех почтальонов — хорошие вести.

Всем кузнечикам — петь,

А творцам — погибать

От любви к сотворенным — красивым, как песни.

И тогда, и тогда —

Опадет пелена,

И восторженным зреньем — иначе, чем прежде, —

Недошедшие письма прочтем,

И сполна

Недоживших друзей оправдаем надежды.