Влюбляться лучше всего под музыку - [2]

— У меня руки вспотели, думал, гитара выскользнет. — Говорю я Майку. — Отдышался, вышел на сцену, и все. Первый аккорд, он будто отделил от всего. Дальше все вышло само собой, на одном дыхании.

Убедившись, что барабанную установку спустили со сцены, не повредив, к нам присоединяется и Ник. Его мелированные кудряшки уже собраны в хвост, на губах довольная улыбка, а в руках любимые палочки — именная модель Денниса Чэмберса. Пекан, деревянные наконечники, максимально точное извлечение звука (его слова). Стоят дороже моей старой восьмерки. Очень крутые.

Он жмет мне руку, и в этот момент я вздрагиваю.

Где моя гитара? За секунду в голове снова проносится все выступление. Вот я выхожу, перекидываю ремень через голову, устраиваю ее удобнее на плече и насаживаю на провод.

Мы начинаем… а дальше все как в тумане, вплоть до оваций. Опускаю взгляд и лихорадочно шарю глазами. Вот она. В моей левой руке. Целая и невредимая. И когда я успел убрать ее обратно в чехол? Меня постепенно отпускает. Не представляю, что сделал бы со мной ее хозяин, узнав, что я просрал на концерте его любимую Gibson.

А вот и он. Ко мне подходит Боря и молча протягивает правую руку. Жму ее, понимая, что парню трудно контролировать свои эмоции: из-за травмы с левой рукой ему пришлось уступить свое место мне.

— Волнуются все, кому не безразлично то, что они делают на сцене. — Смеется Ник, подталкивая меня вперед. Помощники уже спустили синтезатор Ярика и поставили на колеса вместе с другой техникой. — Скоро тебя отпустит, и все будет получаться автоматом.

Боря неохотно кивает, соглашаясь. Ему бы хотелось поскорее вернуться в группу, но пока это невозможно. Он с грустью оглядывает повязку на запястье.

Леся, облив себя водой из бутылки, взвизгивает и улыбается. Она встает со ступенек и направляется вдоль по коридору. Я немного торможу, глядя, как капли скользят вниз по коже ее рук, покрытой в такую жару мелкими мурашками. Как спускаются по ногам, едва прикрытым коротенькими шортиками.

Остальные ребята уже идут впереди, тащат инструменты. Вижу, как помощники подгоняют ближе к сцене новое оборудование. Не трудно догадаться, чье оно, ведь рядом остаются дежурить четверо охранников, один из которых афроамериканец.

— Со временем придет уверенность. — Леся притормаживает, дает себя обогнать, а затем с размаху хлопает меня по заднице. Это действие не остается незамеченным: Майк тут же отводит взгляд в сторону и ускоряет шаг. У меня перехватывает дыхание.

Девушка наваливается, буквально виснет на моем плече и произносит хриплым голосом с дерзкой усмешкой:

— Расслабишься и перестанешь быть деревяшкой.

Киваю в ответ, стараясь не встречаться с ней взглядом. Мне не по себе. Но, может, у них так принято? Останавливаюсь на секунду, делаю вид, что поправляю шнурки. Это вынуждает ее убрать руки.

— Поторопимся, иначе не сможем увидеть выступление John N.! — Оборачивается к нам Ярик.

И я радостно бегу за ним, предвкушая зрелище. Этот будет просто взрывом драйва и эмоций! Мы летим по коридорам, не разбирая пути. Нужно еще добраться до нашего микроавтобуса, осторожно сгрузить все оборудование и привести себя в порядок.

Укладывая музыкальные инструменты в багажное отделение, мы взахлеб обсуждаем детали произошедшего на сцене и смеемся. Всем почему-то интересно, понравилось ли мне. Глупый вопрос. Еще бы!

Мы переодеваемся, пытаясь решить, откуда нам лучше смотреть выступление Джона. Наконец, решаем пробраться за кулисы. Леся утверждает, что мы ничего толком не увидим, но зато сможем столкнуться с ним или, может, даже пожать руку. Все соглашаются, и мы идем.

По пути к сцене у меня в голове крутятся мысли о том, что Джон совсем недавно записал песню с Найлом Роджерсом, крутым американским гитаристом. Я с детства заслушивался группой «Chic», но даже не припомню, откуда взялась страсть к funk, soul и всему тому периоду музыки, что старше меня на двадцать лет.

Замечаю на стене плакат с изображением хедлайнера фестиваля. «Джон Н.» — написано крупными буквами. Возвращаюсь мыслями к «Chic». Найл Роджерс! Это же предел мечтаний, а он записывает с ним песню. Вот так. Наверное, все дело в том, что Джон сам пишет музыку и слова для своих песен, а таких людей в наше время все меньше. Исполнителей полно, артистов — единицы.

Услышав визг толпы и первые ноты знакомой всем песни, мы бежим. Воздух над площадью взрывает хрипловатый голос с британским акцентом, неторопливый и глубокий. Он словно слышится со всех сторон, и я понимаю, почему его по силе сравнивают с Адель.

Когда мы приближаемся к сцене, окруженной охранниками, и останавливаемся, повисшую над нами тишину вдруг взрывает припев. Застываем, открыв рты, и смотрим, смотрим.

Допев строчку, парень в белом костюме начинает танцевать прямо возле микрофона, покачиваясь плавно и дерзко, скользя подошвами туфель по полу, словно на роликах. Мы видим его сбоку и немного со спины, но то, как он двигается, заставляет всех нас замереть в восхищении.

А музыка… Она, минуя уши, сразу проникает в кровь. Жаркий, немного грубоватый танцевальный соул с ведущими клавишными и пижонскими акцентами меди. Забористо, ярко, сочно! Смотрю, как к нему льнут черные бэк-вокалистки, и понимаю, что мы были никем, а король — вот он. Потому что не боится, идет своим путем, несет миру свою музыку.