Влюбленный призрак - [45]

Мне стало очень неудобно, что я принудила вас играть для полусотни людей, да еще в мавзолее!

Вы ничего не попросили, ничего не ждали взамен. А ведь я – чужой вам человек, а наша программа очень далека от вашего репертуара.

Я должна была вам написать, должна была вас поблагодарить и, главное, сказать, что никогда не забуду того, что вы для меня сделали.

Я люблю общество книг и ни за что на свете не сменила бы занятие, но то, что я увидела в ваших глазах, когда вы играли, – это что-то уникальное, я не могла вам не позавидовать.

Если я когда-нибудь побываю во Франции, то обязательно приду вас послушать. Догадываюсь, что на гастролях перед вами мелькает столько лиц, что вы неизбежно меня забудете, но я напомню вам день похорон моей матери, когда вы, не зная этого, вернули надежду незнакомке.

Спасибо, что вы там были и проявили столько великодушия.

Манон

Тома́ дважды перечитал письмо, прежде чем на него ответить.

Дорогая Манон,

я не бескорыстен, вы ошибались, когда писали.

Вы для меня не незнакомка, тем более не чужая. Правду очень трудно произнести. Есть ли у меня право приоткрыть для вас хотя бы ее часть?

Мой отец и ваша мать страстно любили друг друга на протяжении более двадцати лет – безмолвно, на расстоянии, уважая обязательства, навязанные эпохой. Я узнал об этом недавно, знакомясь с последней волей моего отца.

Я вам солгал. Я не случайно забрел в этот парк. Моей целью было конфисковать вашу мать прямо в день ее похорон, чтобы исполнить их волю быть навсегда соединенными.

Хотелось бы мне найти слова, которые оправдывали бы мои поступки, но таких не существует.

Вы не должны меня благодарить, это я должен просить у вас прощения.

Знайте только, что мною руководила любовь к отцу и что ради вечности можно и солгать.

Простите меня.

Тома́

Телевизор внезапно стих. Тома́ поспешно захлопнул ноутбук, не успев отправить свое письмо, спрятал его под перину и зарылся головой в подушку.

В двери возник Раймон. Посмотрев на сына, он заулыбался.

– Мне тоже не спится – если можно так выразиться. Ничего, выспишься в самолете завтра вечером. Не буду тебя тормошить, скоротаю ночь в гостиной. Постарайся хотя бы немного отдохнуть.

Тома́ не ответил. Раймон ретировался, предупредив его, что жмуриться так крепко вредно для глаз.

Тома́ дождался, пока стихнут все звуки, после чего спрятал ноутбук в дорожную сумку. Его рука наткнулась на деревянную шкатулку, он вынул ее и долго разглядывал. Потом он сходил в ванную за щипчиками для ногтей и снова улегся.

Прочно заперев для верности дверь, он приступил к чтению.

В два часа ночи Тома́ убрал в конверт последнее письмо Камиллы. Возвращая его в шкатулку, он поймал себя на слабой надежде, что еще не все потеряно.

17

Инспектор Пильгес поставил свой «форд-универсал» на стоянку колумбария и, ежась, зашагал по аллее к административному корпусу.

На пороге его встретил помощник директора. Трудно было сказать, кто из них выглядит хуже.

Ждавший его в кабинете директор имел еще более потрясенный вид.

– Вот и вы, наконец-то! У нас разбито окно и взломан шкаф, – пожаловался он.

– Зрение меня еще не подводит, благодарю. Неплохой шкафчик! Они сами его заперли или вы испортили отпечатки своими лапами, чтобы затруднить мне задачу?

Тон был задан, директору оставалось неуверенно блеять в ответ. Инспектор сделал из услышанного собственные выводы.

– Что за ценности вы здесь хранили? Деньги, облигации Казначейства?

– Только наши досье.

– Полные компромата, полагаю? Иначе никто не надумал бы вломиться в столь веселое местечко.

– У нас похитили не бумаги. Пропала урна.

– Что пропало? – переспросил Пильгес, щурясь.

– Погребальная урна.

– Больше ничего?

– Достаточно и этого.

– Ну, раз вы так считаете… Из золота она была, что ли?

– Из латуни. Сама по себе она ровно ничего не стоит.

– Значит, ценность представляло ее содержимое?

– То есть прах. Само собой.

– Вот оно что… – протянул Пильгес.

– Посерьезнее, пожалуйста. Похищение умершего – это чрезвычайное происшествие.

– Кто же этот умерший?

– В том-то и беда, что мы не имеем об этом ни малейшего представления.

– Вот оно что!

Повисла неловкая пауза.

– Я слыхал про скелеты в шкафу, но ваш случай посерьезнее. Что делал у вас в шкафу мертвец?

– Кто-то постыдным образом подбросил его нам вчера днем. Найдя его, мы сочли своим долгом оказать ему почтительный прием. Не оставлять же его под открытым небом!

– В некотором смысле заблудшая душа… Признаться, ваше занятие оказалось более занятным, чем я думал раньше.

– Ценю ваш сарказм, инспектор. Предстоит необычное расследование, вы к таким не привыкли, тем не менее я буду вас просить сделать все возможное, чтобы найти…

– Вот именно: кого нам искать? – грубо перебил директора Пильгес.

– Дело в том, что… мы этого не знаем, – сконфуженно признался директор.

– Господи, в чем мое прегрешение, почему мне вечно достаются самые дурацкие дела?! – вскричал Пильгес, заставив директора испуганно перекреститься. – Давайте подытожим: кто-то выбрасывает на кладбище урну, что, если подумать, не так уж глупо…

– Не на кладбище, а в колумбарии, – поправил его уязвленным тоном директор.

– Вы ее прячете, а она среди ночи берет и совершает побег, – невозмутимо продолжил инспектор. – Ни разу с таким не сталкивался за все тридцать лет службы, с ума сойти! Вам не приходило в голову, что в урне могло находиться что-нибудь другое помимо пепла? Например, наркотики.