Влюбленный пленник - [141]

Он сразу же стал серым и грязным.

Смутное видение дома в солнечном свете словно запустило во мне процесс приобретения имущества. Я стал его хозяином в тот момент, как увидел, и комнаты распланировал также по своему усмотрению, я смог обставить их мебелью согласно собственному вкусу, разбить сад, где построю беседки, обвитые виноградом и вьюнками, синими и белыми. Наконец, и это самое главное, я буду ходить из одной комнаты в другую или сидеть в кресле, глядя на море в ожидании морского сражения, которое всё никак не начиналось, и собственником этого сражения тоже буду я, ведь она, эта панорама, должна будет стать частью декорации, словно пристройкой моего дома. Рожденные в песках фидаины не видели ничего более покойного и безмятежного. Этот покой, ведомый одним лишь богачам, был, выходит, их собственностью. Фидаины должны были им насладиться, только очень быстро, не теряя ни секунды, осознавая, что этот покой – прерогатива их врага, был также эманацией врага, значит, необходимо с ним бороться. А насладиться было нужно, чтобы узнать его, понять его недостатки, чтобы успешнее атаковать. Как богачи, они лежали, развалившись на оттоманках и креслах времен Второй империи, как богачи, они знали, что эта роскошь и этот покой будут вечно, если только революционеры, несмотря на сопротивление солдат и полицейских, не захватят дома вместе с прекрасными бельведерами, откуда можно любоваться на морское сражение и погибших, убаюканных безмятежным волнами, или на рабов в поле, которые надрываются от тяжелого труда так эстетично, что обитатели дома, опершись на балюстраду, чувствуют умиротворение; и на несколько мгновений фидаины, развалившиеся в креслах или попирающие ковры, были хозяевами этих мест и в то же время революционерами, которые их оттуда изгонят, и в этом имелось особое наслаждение.

Коль скоро я был еще в Турции, можно ли было, находясь неподалеку от Тарсуса, не съездить посмотреть этот город? Я не слишком рассчитывал отыскать семью, которая носила бы фамилию Саулович или Леви Бенсаул. Если и попадался какой-нибудь старый еврейский квартал, я видел такие же блочные параллелепипеды, как в Сен-Дени-сюр-Сен. Свое разочарование я высказал спутнику, молодому турку.

– А сюда приезжала Клеопатра, – ответил он мне по-немецки.

– Когда?

– Два года назад, когда снимали «Антония и Клеопатру» с Лиз Тейлор.

В Антиохии в отелях не было свободных мест. В последнем, в самом дорогом, я сидел в холле, дожидаясь кофе по-турецки. Араб в длинном балахоне с капюшоном, который называется галабея, попытался заговорить со мной на нескольких языках: английском, испанском, греческом, турецком… На очень плохом английском я ответил, что ни один из этих языков не знаю, а он, обратившись к управляющему по-арабски, сказал ему, что я француз и говорю только на родном языке.

– Если разговор не слишком трудный, я могу объясниться по-арабски.

Мы находились в той части Турции, что неподалеку от нынешней Сирии, в Вилайете Антиохия, где говорят и по-турецки, и по-арабски. Мой сосед саудовец оказался торговцем зерном и изюмом. Он сказал мне, что в его комнате две кровати, но он занимает только одну. Если я хочу, то могу спать во второй. Вещей у меня с собой почти не было, я предложил сразу же оплатить комнату за два дня. Саудовец рассердился. Он был рад поговорить с французом, способным произнести несколько слов по-арабски. Он пригласил меня в Эр-Рияд.

– А что вы собираетесь делать в Антиохии?

Поначалу мой вопрос его рассмешил, и он ответил:

– Вы едете в Алжир, чтобы посмотреть на бывшую французскую колонию? В детстве я немного учил турецкий, когда Османская империя оккупировала то, что сегодня называется Королевством Саудовская Аравия. Но так получилось, что у меня есть родственники-арабы из моего племени. Я очень рад снова их повидать.

– Они сюда эмигрировали?

Он рассмеялся еще громче:

– Да нет! Просто наше племя в свое время разделилось на пять частей. Мы были кочевниками, как и все. Многие остались в Аравии, кто-то перебрался в Трансиорданию – Иордании тогда еще не было – третьи остались в Ираке, четвертые в Сирии, а кто-то из моих родственников обосновался в Александреттском санджаке, который в 1937 году возвратили Турции. Мои родственники владели большими вишневыми садами, чтобы их сохранить, они выучили турецкий.

В самой Антиохии, насколько я помню, не нашлось ничего особо примечательного, кроме пещерной церкви Святого Петра. Большую часть времени я проводил с саудовским торговцем. Как-то утром с притворной печалью он стал мне рассказывать о том, какой холодный – по его словам – прием оказал Никсону Чжоу Эньлай. Он узнал об этом от своих родственников, которые позвонили ему из Эр-Рияда. Я, едва одетый, находился у себя в комнате, когда он получил сообщение о встрече, которое воспринял равнодушно, как если бы ему заказали партию грецких орехов. Во всяком случае, это его никак не обеспокоило.

– Даже если Советский Союз займет место Китая, палестинцы уже поняли, что великие державы будут ими только пользоваться, никчемный подарок, бесплатное ожерелье из искусственного жемчуга, которое любезно добавляют к крупной покупке.