Влюбленная Пион - [56]

Папа с достоинством носил чиновничьи одежды. Ис­кусно вышитая эмблема на его груди говорила каждому, что он занимает высокий ранг. Теперь он шествовал с куда большим достоинством, чем в то время, когда я жила в усадьбе. Мама же вовсе не казалась такой уверенной в себе. Скорбь прибавила ей возраста. Теперь в ее волосах было много седины, а ее плечи исхудали и поникли.

— Твоя мать все время думает о тебе, — сказала ба­бушка. — В этом году она нарушит традицию. Смелая женщина.

Я не могла представить, что мама совершит нечто такое, что противоречит принципу Четырех Доброде­телей и Трех Обязательств.

— Она осталась бездетной, — продолжала бабушка.

Ее сердце наполняется печалью каждый раз, когда она видит книгу стихов или чувствует запах пионов. Они напоминают ей о тебе, и воспоминания тяжелым гру­зом ложатся на сердце.

Я не хотела этого слышать. Зачем? Но бабушка не стремилась щадить мои чувства.

— Если бы ты видела, какой была твоя мать после свадьбы, когда она пришла в нашу семью, — продолжи­ла бабушка. — Ей было всего семнадцать лет. Она была прекрасно образована и безупречно исполняла все, что положено женщине. Долг, обязанность и удовольствие свекрови состоит в том, чтобы жаловаться на свою сно­ху, но твоя мать не давала мне повода для жалоб. Что ж, я была этому рада. В моем доме было много сыновей. Я была рада, что мы проводим с ней много времени. Вскоре я стала считать ее не снохой, а подругой. Ты пред­ставить себе не можешь, куда мы только ни ездили, чем только ни занимались.

— Мама никогда не покидала пределы усадьбы, — напомнила я ей.

— В прошлом она делала это много раз, — возразила бабушка. — Незадолго до падения династии Мин мы с твоей матерью часто рассуждали о долге женщины. Сто­ит ли ей совершенствоваться в рукоделии или она мо­жет позволить себе предаваться любви к приключени­ям, потворствовать любопытству и находить пищу для острого ума? Твоя мать, а не отец, первая заинтересова­лась произведениями поэтесс. Ты знала об этом?

Я покачала головой.

— Она полагала, что каждая женщина обязана соби­рать, редактировать, издавать и размышлять над сочи­нениями других таких же, — продолжила бабушка. — Мы много путешествовали в поисках новых книг и впе­чатлений.

Мне это показалось невероятным.

— И где же вы побывали? Вы что, ходили пешком? — спросила я, надеясь, что она перестанет фантазировать.

— Мы учились ходить в наших комнатах и в коридо­рах усадьбы, — ответила она, улыбаясь при этом воспо­минании. — Наши «золотые лилии» затвердели, и мы уже не чувствовали боли. А если и чувствовали, то она заглушалась удовольствием от наших наблюдений и за­нятий. Мы познакомились с мужчинами, которые гор­дились своими родственницами и публиковали их со­чинения, чтобы все помнили о том, какая благодать снизошла на их семью. Сочинения женщин свидетель­ствовали об изысканности вкусов, царящих в доме, и потому мужчины с уважением относились к сочинени­ям своих жен и матерей. Так же как ты, твоя мать храни­ла в сердце знания, полученные из книг, но она с пре­небрежением относилась к собственным сочинениям. Она отказывалась использовать тушь и бумагу, но сме­шивала пудру с водой и писала на листьях. Она не жела­ла оставлять о себе никаких воспоминаний.

На земле наступил Новый год. Родители поставили в зале с поминальными дощечками блюда с мясом, фрук­тами и овощами, и я видела, как округлилась фигура моей бабушки. После церемонии мама взяла три рисо­вых шарика, прошла в мою старую комнату и положила их на подоконник. Впервые за семь лет я наелась досы­та. Всего три рисовых шарика, но я была полна сил.

Бабушка посмотрела на меня и кивнула с понимаю­щим видом.

— Я же говорила, что она тебя любит.

— Но почему сейчас...

Бабушка не обратила внимания на мой вопрос и воо­душевленно продолжила рассказ:

— Мы с твоей матерью участвовали в собраниях по­этов под полной Луной, мы путешествовали, чтобы уви­деть, как цветет жасмин и слива, взбирались в горы и за­рисовывали каменные стелы близ буддийских храмов. Мы нанимали прогулочные лодки и катались по Запад­ному озеру и Великому каналу. Мы были знакомы с ху­дожницами, которые продавали свои работы и прино­сили в дом деньги. Мы обедали с женщинами, искусно стрелявшими из лука, и отмечали праздники вместе с другими представительницами благородных семей. Мы играли на музыкальных инструментах, пили вино и пи­сали стихи. Нам с твоей матерью было очень весело.

Я недоверчиво покачала головой. Бабушка заметила:

— Ты не единственная, кто совершенно не знает ис­тинного характера своей матери. — Кажется, она была

довольна, что ей удалось удивить меня, но ее радость быстро улетучилась. — Как многие другие женщины в то время, мы наслаждались тем, что мог предложить нам большой мир, но мы мало о нем знали. Мы совершен­ствовались в каллиграфии и устраивали вечеринки, сме­ялись и пели. Мы не подозревали, что с севера к нам подкрадываются маньчжуры.

— Но папа и дедушка знали об их приближении, — перебила я.

Бабушка сложила руки на груди.

— Посмотри на своего отца. Что ты сейчас о нем ду­маешь?

Я задумалась. Мне пришлось признать, что отец не был верен ни императору династии Мин, ни своему соб­ственному единственному ребенку. Мне до сих пор было больно оттого, что он не испытывает глубокой привязанности к чему бы то ни было, но обида не меша­ла мне наблюдать за ним. Вовсе нет. В этом было что-то странное, но в глубине души я хотела его видеть, хотя это было все равно что бередить незажившую рану. Я повернулась, чтобы взглянуть на него.