Влиятельные семьи Англии - [65]

Флауэр унаследовал значительное богатство, а Констанс отец оставил 300 тысяч фунтов. Этим ее состояние не исчерпывалось, поскольку, подобно и другим представителям Родни, она получала доход из многочисленных доверительных фондов; но ее средства все же были не бесконечны, и экстравагантные вкусы супруга начали проделывать в них брешь. «Ему всегда требовалось только самое лучшее; он никогда не довольствовался ничем попроще».

Он коллекционировал картины и художников и в качестве мелкой забавы приобрел черного слугу – африканца по имени Абдул. (Элиот Йорк как-то привез из путешествия китайца с хвостиком.)

Ему хотелось коллекционировать дома, он снял виллу возле Флоренции и всерьез обдумывал снять «дворец Дездемоны» на Большом канале в Венеции. Констанс с опаской наблюдала за ним между этих вилл и палаццо, как жена порой наблюдает за мужем-пьяницей на винокурне, но она умела вовремя топнуть ногой и наотрез отказалась от дома в Италии, но попыталась привезти Италию в их дома в Лондоне и Норфолке. Результат, несмотря на дороговизну, оказался не слишком удачным. Их норфолкская резиденция у моря – Плезонс, «Приятствие», в Оверстрэнде возле Кромера – все еще стоит, и в нем можно видеть плоды его стараний, которые, даже смягченные сроком в восемьдесят лет, по-прежнему производят впечатление почти чудовищное – мирный коттедж, превращенный вливанием денег в безумство гротеска. Однако Плезонс заслужил свое имя, ибо Флауэры были там очень счастливы среди своих собак и многочисленных друзей. У них были приятные соседи, и летом гости съезжались к ним нескончаемым потоком – Джордж Мередит, миссис Хамфри Уорд, миссис Беллок Лаундс, лорд и леди Керзон[59], принцесса Уэльская. Лорд Морли[60], практически член их семьи, писал: «Счастливейшие дни жизни я провел в ранние годы Плезонса, восхитительные дни дружбы, веселья, чтения и разговоров на серьезные темы».

Позднее он поселился неподалеку.

В 1880 году, когда Сирил Флауэр снова был избран в парламент либералом от Брекона, они сняли дом в городе, и Констанс даже попыталась выучить валлийский. Сирил активно участвовал в работе парламента и лично интересовался жизнью своих избирателей, помогая им находить работу и время от времени давая немалые суммы денег. В 1885 году были пересмотрены границы, и Бреконский округ исчез. Сирил без труда нашел другой в Южном Бердфордшире, семейное владение герцога Бедфорда, откуда легко было добраться до Астон-Клинтона, и снова избрался в нижнюю палату от этого надежного округа, получив перевес в две тысячи голосов. На следующий год Гладстон назначил его младшим организатором партии. Должность не оплачивалась, работа была неблагодарной, но он продержался на ней три парламентских срока. Постепенно он отказался от надежд на дальнейшую политическую карьеру, а в 1892 году ему предложили пэрство.

Констанс не могла решить, следует ли ему соглашаться, и Асквит написал ей ободрительное письмо: «Думаю, Сирил поступает верно. В наше время у пэра-либерала большое поле для приложения сил, и нет никаких причин, почему он сам или окружающие должны считать, что на нем пора ставить крест». Он взял имя лорд Баттерси, и Конни упивалась этим титулом, но не могла скрыть от себя того факта, что его политической карьере пришел конец.

«Я надеялась на удачное и весомое назначение в правительстве, но этому не бывать», – писала она и утешалась мыслью, что, быть может, он рожден для чего-то более изысканного: «Мне думается… что, хотя Сирила глубоко интересовали дела палаты общин и хотя он был весьма популярен и в парламенте, и у себя в округе, его особый талант относится не к политической сфере. Он обладает качествами не столько государственного деятеля, сколько человека с художественным вкусом».

В 1893 году ему предложили пост губернатора Нового Южного Уэльса. Предложение, как сразу же признался Сирил, отвечало всем его мечтам. Это был вызов, который потребовал бы от него применения всех его талантов, но для Констанс он влек за собой мучительную дилемму. Она знала, как важно это назначение для Сирила, но боялась, что мать не переживет ее отъезда. Ей предложили взять леди Ротшильд с собой, но той было уже семьдесят два, и Конни возразила, что ей не позволит здоровье. Это доводило ее до исступления, и она попросила совета у друзей. Ее сосед лорд Розбери, женатый на ее кузине Ханне, высказался весьма категорично: «Ничего не выйдет, если леди де Ротшильд не сможет поехать. Вы не выдержите тоски».

Луиза де Ротшильд, всю жизнь страдавшая ипохондрией, была стара и немощна, но не настолько, как думала ее семья и она сама. В то время считалось, что высокородная леди должна быть в известной степени слаба здоровьем, но, хотя Луиза была склонна к коротким приступам недомогания, у нее не было никаких хронических заболеваний. Ей, однако, казалось, что ей уже недолго осталось пребывать в этом мире, и почти каждое присланное ей письмо начиналось с вопроса о ее здоровье, и ее ответы по большей части представляли собой медицинский бюллетень. В 1843 году, например, ожидая своего первого ребенка, она была совершенно убеждена, что умрет в родах, и дошла до того, что написала сэру Энтони трогательное прощальное письмо: «Мой любимый муж, когда ты прочтешь это, твоя жена будет уже в ином и, если даст Господь, лучшем мире. Прости меня, дорогой Энтони, если я не всегда делала тебя таким счастливым, как следовало, я старалась изо всех моих сил, да не было бы мне прощения, если б я действовала иначе по отношению к такому хорошему, доброму, нежному супругу. Нет нужды просить тебя позаботиться о нашем дорогом малыше, если он переживет меня. Говори с ним иногда о его дорогой мамочке и воспитай его в нашей вере».