Влиятельные семьи Англии - [49]

Часто из этого полусонного состояния его вырывали события, происходившие за границей.

В 1863 году в марокканском порту Сафи при загадочных обстоятельствах умер один испанец. Полиция схватила и пытала Якова Вайцмана, его четырнадцатилетнего слугу, и вынудила «сознаться» в том, что он отравил хозяина. Пытки не прекращались, и он назвал одного за другим еще одиннадцать евреев, якобы замешанных в преступлении. Как только мальчика перестали терзать, он заявил, что невиновен, но его признание осталось в силе, и он был прилюдно казнен. А названных им бросили в тюрьму.

Вести об этом достигли сэра Мозеса в октябре. Он сразу же постарался связаться с Джоном Расселом, но дело было в воскресенье, и того не оказалось в городе. Тогда он пошел к заместителю государственного секретаря по иностранным делам сэру Остину Генри Лейарду, который сразу же телеграфировал сэру Джону Драммонду Хею, британскому послу в Танжере, чтобы тот вмешался и хотя бы добился у местных властей отсрочки новых казней. Две недели спустя сэр Мозес в сопровождении доктора Ходжкина отправился в Марокко. Рассел телеграфировал, что ему окажут всяческое содействие, а адмиралтейство отдало в его распоряжение британский фрегат «Мажисьенн».

Сэр Мозес по суше добрался до Кадиса. Он задержался в Мадриде, где побывал у британского посла, премьер-министра Испании и королевы Изабеллы. Также он встретился с мистером Вайсвайлером, дальним родственником и агентом Ротшильдов в Испании, который свел его с некоторыми полезными людьми. Среди них был отец испанского консула в Танжере, который, как представляется, и был зачинщиком всего этого дела. Вооруженный этими знакомствами, сэр Мозес без труда добился освобождения заключенных, и их выпустили через несколько часов после его приезда. Вдобавок он использовал свое влияние, чтобы настоять на освобождении мавра, которого два с половиной года продержали в тюрьме якобы за убийство еврея, но так и отдали под суд. После этого его пребывание в Марокко приняло форму королевского визита. В его распоряжение отдали дворец. Его встретили оркестром из трубачей и барабанщиков, с кавалерийским эскадроном проводили в султанский дворец, и там торжественным парадом в его честь промаршировал корпус в шесть тысяч человек, видимо составлявших большую часть марокканской армии. Султан радушно принял его, заверил в добром расположении к еврейским подданным и издал фирман о том, что «к ним будут относиться так, как того требует правосудие, и они будут занимать равное положение со всяким другим народом».

По возращении в Англию сэра Мозеса встретили торжествами. Еврейская община организовала крупный митинг в его честь во главе с сэром Дэвидом Саломонсом, и среди прочих на нем выступили Гладстон, сэр Энтони Ротшильд, сэр Фрэнсис Голдсмид, лорд Гошен и Джейкоб Уэйли; лорд-мэр Лондона устроил обед в его честь; его приняла королева в Виндзорском замке. В то же время со всех уголков земли стали приходить письма с благодарностью. Сэр Мозес мог бы по праву сказать, что достаточно сделал за свою жизнь, чтобы провести ее остаток среди воспоминаний, но он не мог почивать на лаврах, пока его единоверцев притесняли, и едва ли проходил хоть один год без того, чтобы не случалось каких-то серьезных притеснений, а если не было политических ущемлений, вместо них часто бывали бедность, голод и мор. В старости у сэра Мозеса находилось больше дел, чем в зрелые годы. Он выезжал один раз, когда ему было за пятьдесят, дважды – за шестьдесят, дважды – за семьдесят, четырежды – за восемьдесят и снова четырежды, когда ему уже исполнилось девяносто. В большинстве случаев он ездил в Святую землю. «Несмотря на старость и слабость, – говорил он, – я готов на любую усталость и риск, лишь бы принести благо Иерусалиму».

В 1867 году сэр Мозес едва успел вернуться из Палестины, когда получил известие о страшном преступлении в Румынии.

Румынские власти объявили бродягами десять евреев из городка Галац, хотя на самом деле они родились в Румынии, их отвезли на середину Дуная и высадили на болотистом островке без еды и тепла. Ночью один из них утонул в трясине. Выживших спасли турки и вернули в Галац. Но румыны не пустили их на берег и штыками загоняли в воду, пока они не утонули.

Сэр Мозес без промедления сел на скорый поезд и отправился в Бухарест. Там, где не шли обычные поезда, он нанимал специальные, а на последнем этапе пути до румынской столицы для него подали отдельный паровоз.

Доктор Ходжкин к тому времени уже скончался, и мэра Мозеса сопровождал новый врач – доктор Джеймс Дэниэл из Рамсгита, а также, не считая других лиц, его племянник Артур Коэн, блестящий молодой адвокат, чьи советы он высоко ценил; но прежде чем они доехали до пункта назначения, он получил телеграмму от миссис Коэн: доктор Дженнер, по-видимому их семейный врач, сказал ей, что Артуру опасно ехать в Бухарест и он должен немедленно возвращаться. Сэр Мозес, которому тогда было почти восемьдесят четыре года, продолжил путь без племянника.

Миссис Коэн, видимо, опасалась эпидемии. Но сэра Мозеса поджидали опасности иного рода. Крайне правая румынская газетенка Natinuea пришла в бешенство из-за его прибытия: «Две недели назад мы объявили нашим читателям о предстоящем приезде из Лондона богатого израильтянина, сэра Мозеса Монтефиоре, и теперь этот субъект, владеющий всеми ключами ко всем дверям министерских кабинетов Европы, и в самом деле прибыл вчера в нашу столицу… Надо ли говорить нашим румынским братьям, чего хотят эти типы для нашей прекрасной страны? Возможно ли, что румыны окажутся столь наивны, глупы, столь подвержены влиянию иудейских прихвостней, столь обмануты теми, кто распродает землю наших предков?.. Нет! нет! нет! Вы, румыны, вы, потомки тех, кто умел хранить нашу прекрасную родину во всех превратностях судьбы, кто умел защищать ее и вырывать из когтей готов, гуннов, турок, поляков, венгров, немцев и прочих недругов; вы, потомки этих благородных предков, вы, как и мы, знаете, что здесь нужно этим евреям. У вас еще хватит в жилах крови ваших предков, чтобы не дать евреям наложить свои лапы на нашу землю».