Влиятельные семьи Англии - [140]

После Баллиола он провел некоторое время в Германии. Благодаря немецким гувернанткам и учителям и курсу германской истории и литературы он чувствовал себя в немецкой культуре и языке почти как дома. Он восхищался глубиной и силой немецкой науки, которая была ему больше по вкусу, чем фривольность, которая порой отличала Оксфорд, хотя он и сохранил глубочайшую привязанностью к Баллиол-колледжу.

Когда Клод еще поступал в Оксфорд, у него были туманные идеи о том, чтобы стать раввином, но под влиянием либеральных идей Т.Х. Грина и либерального христианства Бенджамина Джоуитта ему стало трудно полностью разделять догматы иудаизма. У него еще оставалось ощущение религиозного призвания, однако – и даже если – он уже не мог исповедовать веру, приличествующую раввину, он все же мог приобрести необходимую для этого ученость. Клод взял в наставники Соломона Шехтера, великого талмудического ученого своего поколения. Клод познакомился с ним в Германии и пригласил в Англию, где тот позднее преподавал Талмуд и раввинистическую литературу в Кембридже.

В 1891 году доктор Джоуитт предложил Клоду выступить на Гиббертовских чтениях в Оксфордском университете с лекциями на тему «Происхождение религии на примере древних евреев». Впоследствии лекции были опубликованы в виде книги и по сути содержали новое изложение иудейской веры. Джоуитт был в восторге от результата: «Похоже, вы проделали поистине драгоценный труд; мне думается, что в иудаизме еще предстоит проделать немалую работу; христианство ушло вперед; не должен ли и иудаизм совершить аналогичный прогресс от буквы к духу, от национального к историческому и идеальному? Евреям не обязательно отказываться от религии отцов, но они не должны отказываться и от самых высоких истин, будь то из учений Иисуса или из греческой философии».

«…Прогресс от буквы к духу…» Фактически это было выражение цели тех реформ, которые представлял себе Монтефиоре.

Лили Монтегю нашла в его идеях ответы на многие свои сомнения в иудаизме, и из их общего поиска вырос Еврейский религиозный союз, который устраивал «дополнительные службы» по вечерам в субботу, где женщины и мужчины сидели вместе, а не порознь, как в синагогах, где гимны пели на английском языке, а не на иврите и где звучали ученые речи еврейских мудрецов всех оттенков убеждений, а порой даже и христиан.

Со временем Еврейский религиозный союз созрел для того, чтобы расширить свой охват. Его члены, писал Монтефиоре, «нуждались в религии; они нуждались в иудаизме, последовательном и удовлетворяющем; им не нужно было просто «богослужение». Они не просто утратили связь с ортодоксальным богослужением. Они утратили связь и сомневались в истинности самих ортодоксальных принципов, ортодоксальных верований».

Собственные взгляды и верования Монтегю к тому времени были уже хорошо известны, но Клод не хотел формулировать новую теологию, потому что хотел сохранить Еврейский религиозный союз в качестве общей, всеохватывающей религиозной организации для всех иудеев, желающих разобраться, из чего состоит их вера.

По некоторым базовым вопросам он был един с ортодоксами. Бог для него был единственным и единым «правителем и вседержителем, единым верховным духом, который есть источник всех духов и всей духовной жизни». Он верил, что «души или духи людские не полностью растворяются или уничтожаются после смерти». Он верил также в «миссию Израиля».

Разногласия касались Откровения и авторитета, и эти вопросы связаны между собой. Ортодоксальные иудеи верят, или должны верить, что Библия и Талмуд вмещают Божью волю, что раввины являются истолкователями этой воли и что вследствие этого их авторитет абсолютен.

Монтефиоре отвергал первую часть этого убеждения и потому не мог принять вторую: «Мы не признаем обязательного авторитета, стоящего между нами и Богом, будь то человека или книги, церкви или кодекса, традиции или ритуала… Мы не должны признавать ничего из того, что не кажется нам правильным. Авторитет Книги, насколько она им обладает, состоит в ее ценности, и насколько она ценна, настолько и авторитетна. Книга верна не потому, что она от Бога; она от Бога настолько, насколько она верна».

Иными словами, ортодоксальные иудеи принимали Библию, считая ее всецело истинной, поскольку она всецело от Бога. Монтефиоре, с другой стороны, верил, что она вроде подпорченного яйца – хороша только в отдельных местах, и как таковая может быть лишь частично боговдохновенной. Он оставлял за собою право быть эклектиком, выбирать святое из не столь святого или откровенно нечестивого. Так, например, читая «И Бог истребил Амалека», он не мог примирить это со своей верой в Бога как источник добра и любви. Вместо того чтобы руководствоваться Писанием и его толкованиями, он признавал его лишь там, где оно совпадало с его собственными представлениями о том, что хорошо, а что плохо.

«Мы не отрицаем, – писал он, – что наше вольное отношение к Книге и Закону влечет за собой многие трудности для нас. Но мы должны принять их с терпением как условие нашей свободы».

Чем шире Клод распространял свои взгляды, тем больше от него отходило членов союза из числа традиционалистов, пока в нем не осталось ядро из реформаторов. Таким образом вопреки намерениями самого Монтефиоре возникла новая секта во главе с ним как пророком.