Влияние морской силы на историю - [151]

Последний акт был открыт англичанами. В семь часов утра 8 сентября 1782 г. командующий генерал Эллиот открыл жестокий и в высшей степени эффективный огонь по веркам на перешейке. Достигнув своей цели, он остановился, но на следующее утро неприятель поднял перчатку и в течение четырех дней непрерывно обстреливал укрепления, выпуская только из орудий, установленных на перешейке, шесть тысяч пятьсот сплошных ядер и тысячу сто бомб каждые двадцать четыре часа. Так приблизилась великая заключительная сцена 13 сентября. В семь часов утра этого дня десять батарейных кораблей отдали швартовы, на которых они стояли у входа в бухту, и спустились к назначенным им местам. Между девятью и десятью часами они стали на якорь и тотчас же открыли ураганный огонь. Осажденные отвечали с одинаковым ожесточением. Батарейные корабли вначале брали перевес и в течение нескольких часов оправдывали возлагавшиеся на них надежды: снаряды не пробивали их бортов или даже скользили по ним, «а автоматические аппараты для тушения огня сводили на нет действие каленых ядер.

Однако около двух часов показался дым на корабле главнокомандующего и, несмотря на все попытки сбить огонь, распространение его продолжалось. Такое же несчастье постигло и другие корабли; к вечеру огонь осажденных достиг уже заметного превосходства, и к часу пополуночи большая часть батарейных кораблей была охвачена пламенем. Их затруднительное положение ухудшалось еще действиями морского офицера, командовавшего английскими канонерками и занявшего теперь пост на фланге линии: он громил ее с весьма действительными результатами, чего испанские канонерки не должны бы были допустить. В конце концов, девять или десять батарейных кораблей взорвались, причем погибло около тысячи пятисот человек и около четырехсот едва были спасены из огня английскими моряками. Десятый корабль был абордирован и зажжен английскими шлюпками. Надежды атакующих погибли с этой неудачей батарейных кораблей.

Теперь осталась только надежда принудить гарнизон к сдаче голодом, и к ней-то и обратились союзные флоты. Известно было, что лорд Гоу был на пути в Гибралтар с большим флотом из тридцати четырех линейных кораблей, не считая тендеров. 10 октября сильный западный шторм нанес повреждения некоторым союзным кораблям, пригнав один из них к берегу, под огонь батарей Гибралтара, после чего он сдался. На следующий день показалась эскадра Гоу, и транспорты имели превосходный случай стать безопасно на якорь; но этот случай, по беспечности их, был упущен всеми, кроме четырех. Остальные прошли с военными кораблями к востоку, в Средиземное море. Союзники последовали за ними 13-го, но, хотя оказавшись, таким образом, между портом и силами, шедшими ему на помощь, и не обремененные, подобно последним, тендерами, они все-таки ухитрились позволить почти всем транспортам проскользнуть мимо них и стать благополучно на якорь. Не только провиант и боеприпасы, но и отряды войск, привезенные военными кораблями, были спокойно доставлены на берег. 19-го числа английский флот прошел обратно через пролив с восточным ветром, потратив на исполнение всей своей миссии всего неделю времени и обезопасив Гибралтар еще на целый год. Союзные флоты последовали за ним, и 20-го числа состоялось сражение на дальней дистанции, так как союзники, хотя и бывшие на ветре, не захотели подойти ближе. Число кораблей, участвовавших в этом великолепном спектакле – заключительной сцене великой европейской драмы и эпилоге успешной обороны Гибралтара, – было восемьдесят три: сорок девять союзных и тридцать четыре английских. Из первых только тридцать три вступили в бой, но поскольку и худшие ходоки, вероятно, успели бы принять участие в общей схватке, то лорд Гоу был, надо думать, прав, уклоняясь, насколько от него зависело, от боя, на котором союзники не слишком горячо настаивали.

Таковы были результаты этой великой борьбы в европейских морях, отмеченной со стороны союзников усилиями – гигантскими по размерам, но разрозненными и вялыми по исполнению. Англия, которую противники сильно превосходили численностью флота, выказала большую целеустремленность, высокое мужество и мореходное искусство; но едва ли можно сказать, что военные замыслы ее советов и кабинетное управление ее морскими силами были достойны искусства и преданности отечеству ее моряков. В действительности неравенство шансов против нее не было даже приблизительно так велико, как то показывают грозные списки орудий и кораблей; и если можно простить первоначальные колебания, то последовавшие за объявлением войны годы нерешительности и пассивности союзников должны бы были обнаружить перед ней их слабость. Нежелание французов рисковать своими кораблями, так ясно высказанное д’Эстеном, де Грассом и де Гишеном, а также медлительность и несостоятельность испанцев должны бы были побудить Англию к продолжению ее исконной политики – уничтожению организованной силы неприятеля на воде. В действительности, и вероятно в силу необходимости, открытие каждой кампании заставало неприятелей разделенными – испанцев в Кадиксе, французов в Бресте