Властители земли - [8]
— А с детишками как? Бай Цанко часто…
Она меня прервала глубоким вздохом, стыдливо этак стрельнувши в мою сторону заплывшими жиром глазками:
— Ах, и не говорите, дети — главная боль в нашей жизни. Цани их просто обожает! Он меня, конечно, не винит, но я-то сама понимаю, как ему тяжко, нет-нет да и утешу: ничего, мол, Цани, через несколько годков возьмем себе и мы дите из дома ребенка. А пока молодые, надо и для себя пожить. Верно ведь я говорю? Вы-то небось детишками обзавелись, где вам нашу беду понять.
Стоял я на снегу и сам на себя досадовал: как это я сразу не сообразил, когда она из машины вывалилась, что никаких детей у нее нет. Бездетных женщин, которые в возрасте, сразу видать, чем-то они отличаются — взять хоть бы эти дурацкие ее соболя.
— Я-то обзавелся, — пробурчал я, прибавляя шагу.
— Тогда вы и представить не можете, как без малышек скучно, — гнула она свое, мелко перебирая ногами и испуская глубокие вздохи. — Но тут уж ничего не поделаешь. Жить-то все равно надо, ведь правда? Да и что в них, в детях, такие с ними расходы, а так лев-другой сэкономишь. Мы уж деньги внесли на легковую машину, а теперь я уговариваю Цани мебель сменить, чтоб потом ребеночку-то бедствовать не пришлось.
— Неплохо придумано.
— Такая я довольная, что он сюда устроился, два раза в месяц шлет переводы, пишет, что вы тут золото роете… Хе-хе-хе. Только бы с ним все добром обошлось.
Мы подходили к медпункту. Сквозь пелену летящего снега проступила очередь ждущих рабочих, изрядно уже поредевшая.
— А это еще что за хвост? — спросила женщина. — У вас как с продуктами? Снабжают?
— Снабжают. — Я уже ненавидел эту толстуху, прямо заорать на нее хотелось, чтобы замолкла. Показал ей дверь в канцелярию:
— Туда вон ступайте и подождите. Муж у вас приболел немного, пройдет. Часа через два я за вами зайду.
— Знали бы вы, как я волнуюсь, прямо страх, — проныла она напоследок, подходя к канцелярии.
А я двинул обратно в общежитие, стараясь отогнать мысли и про бай Цанко, и про его жену, и про всю их насквозь фальшивую жизнь, но мысли эти никак отставать не хотели. Вдруг почувствовал, что-то карман оттягивает. Сунул руку — два куска медной породы; запустил их с досадой куда подальше, и пропали они в снежной белизне.
Перевод Н. Смирновой.
За чертой стандарта
В ночь под понедельник Димитру Стоянову, по прозвищу Первый, приснился странный сон. В какой-то сырой, с низкими потолками комнате, схожей со старой городской баней, полным-полно мужчин и женщин, почти все свои, со стройки, но есть и чужие, в шляпах. Раздеваются, одежду сваливают в угол, и кто ни разденется — тело обросло козьей шерстью, густой, лоснящейся, как у выхоленной собаки, ни пятнышка кожи не проглядывает — сплошная шерсть. На лицах у всех — враждебность, толпятся и теснят его в угол. Воздух пропитан тяжелым духом козьей шерсти, Димитр задыхается, стоит в боксерской стойке, но кулаки в ход не пускает, смех разбирает его от всего этого, будто от щекотки. Здесь и Незаменимый, приблизил к нему свое лицо, обросшее, как у питекантропа, и говорит: так-то, браток, без денег шерстью не прикроешься.
Все утро не шел из головы этот сон. Жена приготовила завтрак, собрала ребят в школу, его на работу, последней вышла сама и заперла дверь, ворча, что молоко опять прокисло, вот был бы холодильник… Он, как всегда, ответил: ну какой холодильник в вагончике, с ума сошла, что ли; она: и с ума недолго сойти в этой жарище. Она права — вагончик длинный, семейный, можно в угол холодильник засунуть… только его им не хватало! Разговоры о холодильнике утренние, легкие, почти всегда о молоке; важные, самые неприятные — по вечерам, после работы: о квартире, о деньгах… Димитр идет по мосту, потом тополиной рощей, то и дело проверяя, не выпал ли из кармана резец с алмазным острием, и все усмехается: ишь ты, стойка боксерская, хотелось ударить, а не смог. Сколько ж их столпилось в пропахшей козьим духом комнате! Что за сон? Роща кончилась, вот и дом. Высокий, восемнадцать этажей, скользящая опалубка, ведомственный, торчит в холодном небе, над тополями, за ним река, мутная, зимняя, за рекой склон, заросший сосенками и кустарником, кустарник специально посадили, чтобы защищал сосенки от ветров, ветры здесь сильные. И снаружи, и внутри штукатурить уже кончили, деревянные конструкции все тоже установлены, два столяра снуют еще, правда, по этажам, кое-что доделывают, но теперь уже их черед — отделочников. Фиалка развела костер прямо у подъемника, Димитру издали видно, как выбирает она местечко потеплее, где меньше продувает; обвязалась несколькими шалями, лицо обветренное, красное, как кирпич; молодая ли, старая — не поймешь.
— Доброе утро, Фиалка. Поехали за бачком?
Женщина отводит руки от огня, идет к подъемнику, закутанная, неповоротливая, сущая кулёма в своих громоздких одеждах.
— Тебе к Кирчо или на этаж?
— На этаж. Кирчо сам найдет, если понадоблюсь.
Они входят в зарешеченную клеть, Фиалка нажимает на кнопку, подъемник, дернувшись, ползет вверх, один этаж, другой, что-то скрежещет, скрипит, ветер пронизывает все сильнее. Февраль в этом году сухой, холодный, бесснежный, раствор быстро схватывается, превращается в камень. На седьмом этаже Димитр поднимает решетку, шагает по пологому трапу в квартиру, а Фиалка, повиснув в пространстве, ждет, засунув руки в рукава ватника. Он выходит с пустым бачком, они спускаются вниз, он наполняет бачок водой, несет к клети, вода расплескивается (тащить тяжело), и снова наверх, на седьмой этаж. Вытаскивая бачок из клети, он снова вспоминает про сон.
«Старость шакала» – повесть, впервые опубликованная в литературном журнале «Волга». Герой повести, пожилой «щипач», выходит из тюрьмы на переломе эпох, когда прежний мир (и воровской в том числе) рухнул, а новый мир жесток и чужд даже для карманного вора. В повести «Посвящается Пэт», вошедшей в лонг-листы двух престижных литературных премий – «Национального бестселлера» и «Русской премии», прослеживается простая и в то же время беспощадная мысль о том, что этот мир – не место для размеренной и предсказуемой жизни.
История трех поколений семьи Черноусовых, уехавшей в шестидесятые годы из тверской деревни на разрекламированные советской пропагандой целинные земли. Никакого героизма и трудового энтузиазма – глава семейства Илья Черноусов всего лишь хотел сделать карьеру, что в неперспективном Нечерноземье для него представлялось невозможным. Но не прижилась семья на Целине. Лишь Илья до конца своих дней остался там, так и не поднявшись выше бригадира. А его жена, дети, и, в конце концов, даже внуки от второй жены, все вернулись на свою историческую родину.Так и не обустроив Целину, они возвращаются на родину предков, которая тоже осталась не обустроенной и не только потому, что Нечерноземье всегда финансировалось по остаточному принципу.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Евгений Полищук вошел в лонг-лист премии «Дебют» 2011 года в номинации «малая проза» за подборку рассказов «Кольцевая ссылка».
"Запах ночи" - полный вариант рассказа "Весна в Париже", построенный по схеме PiP - "Picture in Picture". Внутренняя картинка - это The Dark Side of the Moon этого Rock- story.Вкус свободы стоит недешево. Все настоящее в этой жизни стоит дорого. Только не за все можно заплатить Visa Platinum. За некоторые вещи нужно платить кусочками своей души.Выбирая одно, ты всегда отказываешься от чего-нибудь другого и уже никогда не узнаешь: может это другое оказалось бы лучше.
В настоящий сборник произведений известного турецкого писателя Яшара Кемаля включена повесть «Легенда Горы», написанная по фольклорным мотивам. В истории любви гордого и смелого горца Ахмеда и дочери паши Гульбахар автор иносказательно затрагивает важнейшие проблемы, волнующие сегодня его родину.Несколько рассказов представляют разные стороны таланта Я. Кемаля.
В сборник вошли рассказы молодых прозаиков Ганы, написанные в последние двадцать лет, в которых изображено противоречивое, порой полное недостатков африканское общество наших дней.
Книга составлена из рассказов 70-х годов и показывает, какие изменении претерпела настроенность черной Америки в это сложное для нее десятилетие. Скупо, но выразительно описана здесь целая галерея женских характеров.
Йожеф Лендел (1896–1975) — известный венгерский писатель, один из основателей Венгерской коммунистической партии, активный участник пролетарской революции 1919 года.После поражения Венгерской Советской Республики эмигрировал в Австрию, затем в Берлин, в 1930 году переехал в Москву.В 1938 году по ложному обвинению был арестован. Реабилитирован в 1955 году. Пройдя через все ужасы тюремного и лагерного существования, перенеся невзгоды долгих лет ссылки, Йожеф Лендел сохранил неколебимую веру в коммунистические идеалы, любовь к нашей стране и советскому народу.Рассказы сборника переносят читателя на Крайний Север и в сибирскую тайгу, вскрывают разнообразные грани человеческого характера, проявляющиеся в экстремальных условиях.