Властители рун - [9]

— Я не хотел тебя обидеть, — усмехнулся Габорн, глядя на Боринсона.

Обязанности телохранителя заключались в том, чтобы оберегать принца от покушений, однако же все знали, что этот малый весьма охоч до женского пола. Он не мог пройти по улице, не шепнув что-нибудь на ушко каждой встречной бабенке с мало-мальски приличной фигурой, а коли не удавалось подцепить такую, готов был довольствоваться и той, чья фигура походила на мешок с пастернаком.

— Так я и не обиделся, — фыркнул Боринсон. — Просто удивился — как вы могли ее не заметить? Или хотя бы не учуять.

— Да, она прямо-таки благоухает. Наверняка хранит платье в сундуке с лепестками роз.

Боринсон драматично закатил глаза и застонал. Лицо его раскраснелось, глаза горели от возбуждения, и Габорн без труда догадался, что за шуточками верного стража скрывалось нечто иное. Боринсон не на шутку увлекся северной красавицей и, будь на то его воля, наверняка припустил бы за ней вдогонку.

— По крайней мере, мой лорд, вы могли бы позволить ей избавить вас от столь досадного недуга, как ваша невинность.

— Этот недуг достаточно распространен среди юношей, — обиженно буркнул Габорн. Боринсон разговаривал с ним, как с собутыльником. Телохранитель покраснел еще пуще.

— Так и должно быть, мой лорд, — пробормотал он.

— Кроме того, — добавил Габорн, вспомнив, какой бедой для страны оборачивается порой появление на свет внебрачных отпрысков королей, — иногда лекарство обходится дороже, чем сама хворь.

— Такое лекарство стоит любой цены, — возразил Боринсон, кивнув в ту сторону, куда удалилась Миррима.

Неожиданно в уме Габорна возник план. Один великий геометр рассказывал ему, что как-то раз, пытаясь решить трудную задачу, он ощутил правильность найденного решения всем телом, вплоть до кончиков пальцев ног. В тот момент, когда Габорн задумался о возможности увезти эту женщину в Мистаррию, его посетило точно такое же ощущение. Острое и жгучее, подобно тому тяготению, что привело его в эту землю. А сейчас он вдруг понял, каким образом все можно устроить ко всеобщему удовольствию.

Ища подтверждения своей интуитивной догадке, он покосился на Боринсона. Лицо здоровенного — ростом он превосходил Габорна на целую голову — телохранителя раскраснелось, словно его смущали собственные мысли. Смешливые голубые глаза вояки горели от вожделения. Даже колени его подрагивали, хотя Габорн никогда не видел, чтобы Боринсон дрогнул в бою.

Миррима свернула за угол узенькой рыночной улочки и ускорила шаг. Боринсон горестно покачал головой, будто бы спрашивая: «Ну как ты мог дать ей уйти?»

— Боринсон, — прошептал принц. — Беги за ней. Любезно представься, а потом приведи ее ко мне. Но не торопись, по дороге поболтай с ней несколько минут. Скажи, что я прошу ее перемолвиться со мной парой слов и надолго не задержу.

— Как пожелает мой лорд, — ответствовал Боринсон и припустил с места со скоростью и ловкостью, доступными лишь обладателю дара метаболизма. Толпа расступалась перед могучим воином, но тех, кто по медлительности и неуклюжести не успевал убраться с дороги, он огибал с удивительной для человека его роста и веса ловкостью. Габорн не знал, сколько времени потребуется Боринсону, чтобы настичь Мирриму, а потому неспешным шагом направился назад, в тень, отбрасываемую гостиницей. Хроно последовал за ним. Укрывшись от солнца, они оказались в досадном окружении целого роя пчел. Фасад гостиницы украшал «ароматический садик» в северном стиле. Соломенную крышу здания оплетал пурпурный вьюнок, а в окнах и на карнизах красовалось множество горшков с разнообразными вьющимися растениями: бледная жимолость струилась по стенам, словно поток золотистых слез, лепестки мальвы трепетали на ветру, переливаясь, точно жемчужины, а гигантская мандевилла, розовая, как рассвет, почти тонула в морс жасмина. Все это великолепие дополнялось карабкавшимися по стенам лианами, усыпанными цветами, похожими на чайные розы. На газонах перед строением были высажены мята, ромашка, лимонная вербена и другие пряные травы. В северных городах гостиницы торговых кварталов почти всегда украшали травами и цветами. Это помогало скрывать не всегда приятные запахи рынка: к тому же ароматные лепестки и травы добавлялись в чай или использовались как приправы.

Габорн снова вышел на солнце — густой аромат цветов был слишком силен для его чувствительного обоняния.

Спустя несколько мгновений появился Боринсон. Он вел Мирриму, бережно поддерживая под локоток, словно бы на тот случай, чтобы не дать ей оступиться на совершенно ровной брусчатке. Зрелище было преуморительное.

Едва парочка остановилась перед принцем, Миррима склонила голову и спросила:

— Моему лорду было угодно поговорить со мной?

— Да, — отвечал Габорн. — По правде сказать, я хотел познакомить вас с Боринсоном, моим телом. Он непроизвольно опустил слово «хранителем» ибо говорил так, как было принято в Мистаррии.

— Он служит моим телом уже шесть лет и является капитаном моей личной стражи. Хороший человек, на мой взгляд, один из лучших в Мистаррии. А уж солдат самый лучший, тут спору быть не может.

Щеки Боринсона стали пунцовыми, Миррима же, застенчиво улыбаясь подняла глаза и окинула здоровенного стража оценивающим взглядом. От нее наверняка не укрылось что Боринсон наделен даром метаболизма, — на это указывала ускоренность его реакций и очевидная неспособность пребывать в полной неподвижности.