Властители душ - [86]

Из-за счастливо выигранной битвы под Бедром богатство уплыло в Медину; а именно одна добыча не принесла этого богатства, хотя оно было довольно значительным, но прежде всего принесли ему деньги на выкуп пленных. Омар отказался от этого и хотел убить пленных; но Абу Бекр, постоянно размышлявший, воспрепятствовал этому.

— Ни один пленный не умрет, — провозгласил он, — прежде чем каждая мусульманская женщина в Медине не будет иметь своего раба, прежде чем каждый мужчина не будет в состоянии купить себе скаковых верблюдов и оружие!

Деньги на выкуп пленных из Мекки — они были почти все богаты, и их не щадили — имели непредусмотренные Мухаммедом последствия. Чувство собственного достоинства мусульман возросло таким образом, что по праву это можно было назвать самонадеянностью. Иногда, особенно в те часы рассвета, когда заботы просыпаются о^о сна и человек сильнее сознает свое бессилие, чем во время усталого дня — это самонадеянность заставила от страха выступить пот на лбу пророка.

Не ведут ли себя его последователи так, будто ничего не земле больше не может им противостоять? Это было, разумеется хорошо и правильно, что они, как требовал от них и сам Мухаммед, верили в конечную и обязательную победу открытого ему Богом учения. Но разве означало это, что маленькое скопище вооруженных копьями наездников пустыни могло меряться силами с христианскими войсками императора Византии? Означало ли это, что персов — равносильных противников восточно-римского императора — одним движением руки пророк мог смести с лица земли?

Аллах всемогущ, и ничего нет для него невозможного, но можно ли было назвать это «положиться на волю Аллаха», говоря о греческой или персидской добыче как о чем-то, что Аллах им по праву задолжал? Конечно же, чаще, чем о слишком отважных мечтах выступить против Византии или Ктесифона, говорили его последователи о более близко расположенной цели. Они ссылались на слова, которые он произносил, не думая о последствиях: «Мединет эн Наби, город пророка, вряд ли наполовину исламский город».

Теперь, разумеется, так как он слышал, что эти слова повторялись снова и снова, повторялись при каждой встрече с иноверцами — теперь он понимает, куда они должны привести. Он знает своих соотечественников, их гордость, их жажду наживы, их фанатизм — и все это усиливается еще и новым чувством безопасности: знать волю Аллаха и быть поэтому непобедимыми. Что они знают волю Бога, думали также и иудеи. Непобедимым был бы ислам, если бы сила страданий, которой располагал библейский народ, соединилась с жаждой завоеваний собственного народа!

После одной ночи, когда Мухаммед еще раз взвесил, какие возможности открывает Аллах своей новой религиозной общине — даже если это зависит только от одного Бога — да прославится его имя! — какой дорогой должен наконец пойти его народ, пророк отправился лично еще раз с двадцатью своими верными приверженцами на иудейский базар.

На него не обращали внимания. Напротив, иудеи нарочно избегали смотреть на него, торговля и торг, не сокращаясь, шли дальше, пока он не дошел до колодца близ молитвенного дома, поставлявшего воду, чтобы поить животных на рынке крупного рогатого скота. Он влез на каменный бордюр колодца.

— О иудеи Ятриба! — крикнул он. — Послушайте еще раз меня!

Два иудея, спорившие о преимуществах и недостатках буланой кобылы, подняли глаза, умолкли на несколько секунд и затем спокойно дальше продолжали спор. Один поднял заднюю ногу лошади и указал другому на недостаток на копыте.

Мухаммед видел это — и то, что они так открыто не обращали на него внимания, разбудило в нем гнев.

— Вспомните о древнем сказании об иудеях Элатха! — воскликнул он.

Иудеи смеялись. Древнее сказание — не было никого, кто не знал бы его — гласило: иудеи из города Элатха, расположенного на берегу Красного моря целую неделю не ловили рыбу. А когда же загорелось утро шабата, прямо рядом с берегом показались стаи прекрасных рыб. Тут иудеи забыли о заповеди, не посмотрели на шабат и вышли со своими сетями в море. Когда они со своим богатым уловом вновь сошли на берег, в знак наказания Бог превратил их в обезьян, а город Элатх — в жалкую скалу. Их можно видеть еще и сегодня: обезьяны, населяющие скалу Элатх.

— Вы, иудеи Ятриба, думаете, что Бог сегодня не знает, как наказывать?

Снова взглянули на него торговцы лошадьми:

— Сегодня что, что-то вроде шабата? Что нам здесь рассказывает Хашимит?

— Это священный день, это шабат, когда с вами говорит посланник Бога! Слушайте, что я вам хочу сказать, вы, иудеи Ятриба!

Они снова рассмеялись:

— Не праздновать шабат не такой уж тяжкий проступок, как сделать шабатом рабочий день из-за слов лжепророка! По твоей воле, Мухаммед, никто из нас не станет навлекать на себя наказание Иеговы! Оставь нас с миром!

Мухаммед спустился с края колодца и присел на каменный желоб, ведущий воду через базарную площадь к водопою верблюдов. Он достал нож и срезал все перистые листья с пальмовой ветви, пока у него в руке не остался голый стержень. Им он стал рисовать переплетенные фигуры в пыли, покрывающей мостовую.

— Не заключали ли мы соглашения, иудеи Ятриба, что вы на нашей стороне должны защищать город Ятриб от всякого врага?