Властелин Урании - [84]

Состояние Магдалены внезапно ухудшилось, и одновременно усилилось ее отвращение к Мельхиору Йёстелю. В этом юноше ей претило все — тонкая талия, узкий воротник несравненной белизны, икры, обтянутые серым шелком, и голубые глаза. Ее приводила в ужас та власть, которую он успел приобрести над господином Браге за последние два месяца. «Я никого не знаю скучнее, чем эти математики!» — восклицала она, стоило ему проронить хоть слово за столом. Или еще так: «Матушка, сделайте милость, поговорите о чем-нибудь таком, что бы нас, неразумных, утешило, а то ведь мы ничего не смыслим в эпициклах!»

Она как бы невзначай расспрашивала меня об этом Мельхиоре, он ее очень занимал. Ей хотелось знать, что его привело в этот город, откуда у него рекомендации и надолго ли он прилепился к ее родителю.

Я ей сказал, что Сеньор хочет послать его за Йоханнесом Кеплером, что он был знаком с Урсусом в Штирии, где, говорят, эрцгерцог Фердинанд объявил протестантов вне закона. Этот мой простодушный ответ пробудил в ней зловещие подозрения, и она вскричала:

— Так, значит, мне не солгали, утверждая, что Мельхиор Йёстель занимался в Магдебурге алхимией вместе с Эриком Ланге! Он еще в прошлом году жил у него. Там-то он и встретился с Николасом Урсусом. Меня очень удивляет, как вышло, что отец ни о чем этом понятия не имеет.

— Да ведь и сам Йоханнес Кеплер был одурачен Урсусом, — сказала ее мать, — этот Урсус со всеми норовит сохранять наилучшие отношения, чтобы без помех множить свои клеветы.

Но Магдалена и не думала сдаваться. Она все твердила, что не может понять, почему никто не замечает всей странности тех связей, которые существуют между некоторыми приближенными ее отца и его злейшим врагом. Как так?! Этот последний всю Германию наводнил пасквилями, где обвиняет своего бывшего учителя в преступлениях, а его супругу в том, что та помыкала им, и вот он как бы случайно оказывается связан и с Эриком Ланге, и с Йоханнесом Кеплером, и с Мельхиором Йёстелем, который за последнее время приобрел в доме такое влияние, что это всем бросается в глаза!

Словно бы в доказательство обоснованности ее страхов болезнь Магдалены усиливалась. Она стала белая как мел и говорила, что в Прагу не поедет, ей суждено лечь в могилу здесь.

Увы, эта уловка не достигла цели, ибо не пробудила в ее родителе достаточного интереса: он продолжал лелеять Мельхиора, обсуждать подробности своего будущего житья в Праге и вовсе не понимал, что она и захворала-то затем, чтобы он пришел к ней на помощь; это было столь очевидно, что она в конце концов выздоровела.

— Мой добрейший Гайек торопит, хочет, чтобы я приехал в Прагу еще до весны, — говорил Сеньор, — но мне прежде необходимо завершить издание книг, предназначенных в дар императору. А еще надобно купить лошадей. Тех, что были в Вандсисбеке, у нас больше нет. Наших Хальдор продал на лейпцигской ярмарке. Какая жалость, что мы не можем доставить сюда тех, что были на Гвэне!

— Я дам вам своих, — предложил граф Лоэзер (он очень любил моего господина).

В ответ Тихо Браге стал приводить множество новых причин, лишь бы задержаться в Виттенберге до мая месяца, самая же веская из них состояла в том, что Мельхиор Йёстель отказывался последовать за ним в Прагу. Даже Кирстен Йоргенсдаттер пыталась уговорить молодого человека. Она ему говорила: «Сударь, ваше присутствие так благотворно для состояния духа моего мужа, что я была бы весьма вам признательна, если бы вы побыли с нами еще». На самом же деле ей, как и всем, не терпелось обрести надежный приют, а для этого требовалось, чтобы он поскорее отвез нас в Прагу.

Особенной раздражительностью преисполнился старший сын хозяина, с презрением взиравший на причины отцовского благодушия.

«Да ведь мой злосчастный родитель, — говорил мне Тюге, — никак не возьмет в толк, что пражский двор окажется хуже датского. Его веселость жалка мне, к тому же не знаю, не потому ли он так испытывает наше терпение, принуждая столь долго ждать, что и сам уже боится крушения своих надежд?»

Тюге меж тем перелапал уйму служанок и пустился объезжать окрестности Виттенберга под предлогом, будто ищет хороших лошадей. Но посещать университет вместе с отцом, старшим братом Йоргеном и его воспитателем Андреасом он не пожелал.

Для меня же доступ в это просторное красное здание на речном берегу так навсегда и остался закрытым — из опасения, как бы со мной вместе в стены его не пробрался дьявол. Зато я мог сколько влезет утешаться, глазея на ярмарочных жонглеров, бегущие облака, мельничные колеса, чье вращение напоминало мне ход планет. Также, бывало, я подолгу простаивал перед лавками портных, наблюдая за их работой. Мой взор отдыхал, упиваясь многоцветьем шелковых тканей, переливами кусков крапчатого малинового бархата, желтизной колпаков, пышностью лисьего меха. Несмотря на мой малый рост, я внушал некоторое уважение своими очками и опрятностью в одежде. Когда меня сопровождал Хальдор, почтения еще прибавлялось. Он ничего не говорил, ибо не владел немецким, зато люди нередко приставали к нему с разговорами, пораженные его богатырским сложением, благо рядом со мной он выглядел еще внушительнее.