Властелин Урании - [100]

Императору пришлось выдержать резкое столкновение с советом, не одобрившим его решения. Все сочли Тихо Браге виновником высылки капуцинов. По городу разнесся слух (его отголоски вскоре дошли до меня через портного Прокопа), будто датский астроном пособник дьявола, еще один обманщик из бесконечной череды шарлатанов, которых множество перебывало в фаворе у императора, начиная со зловещего Джона Девуса.

Между тем мой хозяин снова водворился с семейством в доме канцлера Курца и получил обратно свой подземный алхимический кабинет, причем капуцины, уезжая, не преминули заявить, что он там предается гнусным опытам над трупами и приказал прорыть подземный ход во дворец, дабы император, не будучи замеченным, мог участвовать в этих ужасах.

Больше десяти лет прошло, а эту басню все еще рассказывают, сам слышал. Капуцины вновь владеют монастырем на Градчанах, но легенда о преступной, алхимии моего господина никогда не покинет богемских католических мозгов.

Когда до ушей сеньора Браге дошло известие, что смерть Николаса Урсуса неотвратима, он на свои средства опубликовал небольшой опус, сочинение коего сам же навязал Кеплеру. Несчастный жил у барона Гофмана в ожидании пенсиона из королевской казны, но его все не назначали, приходилось брать вспомоществование у всех понемногу. А он еще должен был поддерживать тестя, живущего в Австрии, жена у него хворала, он и сам весьма нуждался в поддержке: итак, он подписался под восхвалениями в адрес своего учителя.

Потом господин Браге вздумал послать к умирающему Урсусу своего сына Тюге, в то время пребывавшего в Гамбурге, а с ним — двух представителей закона. Но боясь, что сын отнесется к порученной миссии без должного рвения, он для начала направил к Урсусу нотариуса, который, прибыв в Магдебург, попытался вырвать у умирающего признание в клевете.

Николас Урсус отказался, но с величайшей любезностью принял предложение подвергнуть свой памфлет рассмотрению законников.

Его последние дни были ужасны. Я знаю об этом со слов Тихо Браге. Старший сын хозяина, поначалу предупрежденный о деликатном поручении, не был извещен о том, что отец уже послал к своему недругу кого-то другого: скрепя сердце, он отправился в Магдебург. Его отвели в дом, где умирал Урсус. Тюге застал его истерзанным попеременно то блюстителями закона, присланными Тихо Браге, то нашествием бесчисленных друзей, среди которых, по его словам, были Мельхиор Йёстель и Геллиус Сасцеридес.

Рассказывая мне об этом, он дал понять, что не нашел здесь ничего злокозненного, но в ту пору молодой господин держался чуть ли не как злейший враг своего отца. Он только и говорил, что о деньгах да о свадьбе с дочкой какого-то богемского барона, зачастил в гости к семейству богача Розенберга и вскоре, когда Священная Империя признала высокое происхождение Тихо Браге, с облегчением решил, что больше нет нужды терпеть нрав родителя.

— Сделайте милость, — сказал я ему, — не рассказывайте отцу, что Мельхиор был в заговоре с Геллиусом, чтобы навредить ему. Ведь это его убьет!

— Соблазнительное предположение, — обронил Тюге. Не нашлось бы никого, кто не питал бы враждебности к своему бывшему учителю, не исключая и Мельхиора Йёстеля, этого юнца с головкой зимородка. Он послал ему письмо с просьбой взять к себе на службу одного из его друзей. Претендент был женат. Тихо Браге претило платить за его жилье в Праге. Тем не менее, желая доставить удовольствие Мельхиору, он решил доверить его протеже математические вычисления. Тот с поручением справился, получив взамен обещание оплаты, каковое так никогда и не было исполнено.

Когда тело Николаса Урсуса предали земле, все нарекания против моего хозяина, что успели накопиться за многие годы, разом сошлись воедино. Вместо того чтобы соблюсти терпеливую сдержанность, Сеньор, куда ни пойдет, всюду твердил, что Скотина-Урс ускользнул от праведного возмездия за свои злодеяния. Его смерть была слишком легкой. За подобные преступления законы Богемии предполагают отсечение головы либо четвертование.

— Прекратите! — урезонивала его Магдалена. — Как человек, которому невмоготу, если при нем разделывают оленью тушу, может желать своим врагам подобной участи?

— А разве он не изрубил на куски мое доброе имя?

— Да вы же сами это сделали, вам для этого не надо ни посторонней помощи, ни чужой клеветы! — бросила она ему, выходя из залы. Звук шагов его дочери, уходящей по черной лестнице дома Курца, еще не успел затихнуть, когда хозяин спросил меня: «Ну, а ты что на это скажешь?»

Я ему отвечал, что он не до такой степени виноват, как она полагает; в этом он и так был убежден, меня же по существу спрашивал о другом. Он желал знать, что я думаю о размерах нанесенного ущерба. Я ему сказал, что его репутация сложилась, он ничего в ней уже не изменит. Но поверить этому он ни за что не хотел.

Урсуса не стало, так он затеял войну с его памятью. Всю весну и лето господин Браге, уже весьма преуспевший в своей роли императорского чародея, придворного астронома, алхимика, хозяина дома, отца восьмилетней дочки, которую он окружил запоздалой нежностью, не щадил огромных усилий, чтобы стереть с лица земли писания бесчестного Урсуса. Добился, чтобы император издал указ, запрещающий их во всех землях Богемии. Но даже если бы все экземпляры «Астрономических гипотез» были разысканы и сожжены, Урсус посеял в памяти сограждан столько клеветнических измышлений о своем бывшем учителе, он распространял их с таким упорством и рвением, что убедил пол-Европы, ведь мудрено поверить, как один человек способен явить миру такую массу лжи.