Властелин сердец - [2]

— Бог мой, — сказал он, — бензин!

— Там осталось что-нибудь еще, что может взорваться? — спросила я с мрачным юмором.

Тут я внезапно вспомнила о существовании того безумца. Может быть, в эту самую секунду он горит! Я вскочила на ноги, машинально отметив при этом, что у меня поползли оба чулка, и бросилась к дороге. Пол побежал за мной. Темная фигура распласталась на асфальте. Мужчина был вне досягаемости огня, однако не подавал признаков жизни. Сначала я увидела только каштановые волосы, которым пламя придавало рыжеватый оттенок, затем без труда перевернула его на спину, и мне открылось его почти детское лицо.

Поймите меня правильно. Я никогда не любила, не люблю и не буду любить очень молодых мужчин, хотя в последнее время это превратилось в настоящую моду даже среди моих друзей. Фрейдизм какой-то! Юнцам, у которых молоко на губах не обсохло, нечего делать в объятиях женщин, у которых на губах не высыхает виски. Однако лицо, увиденное мною тогда в свете пламени на дороге, такое молодое, но уже такое суровое и решительное, казалось совершенным и вызвало у меня странное чувство. Мне захотелось убежать от этого человека, и в то же время меня одолевало желание обвить его руками и убаюкать. И это при том, что у меня полностью отсутствует материнский комплекс. Моя дочь, которую я обожаю, удачно вышла замуж, живет в Париже и может лишь мечтать о том, чтобы пристроить мне свой выводок на лето, когда мне приходит в голову провести месяц-другой на Ривьере. Слава Богу, я редко путешествую одна и могу оправдать непродолжительность своих материнских визитов соображениями приличия. Но вернемся к той ночи и к Льюису — этого полоумного, этого пугало, этого потерявшего сознание незнакомца с симпатичной мордашкой звали Льюис — на какое-то мгновение я застыла над ним, не в силах даже положить ему руку на грудь, чтобы проверить, бьется ли сердце. Я просто смотрела на него, и мне было неважно, жив он или мертв. Позже мне придется горько раскаяться в этом странном, непостижимом ощущении, но совсем не в том смысле, в каком кто-то может подумать.

— Кто это? — строго спросил Пол.

Если что-то и восхищает в людях, работающих в Голливуде, так это их мания всех знать или, по крайней мере, узнавать. Вот и Пол никак не мог примириться с мыслью, что он не может обратиться по имени к человеку, которого несколько минут назад едва не переехал.

— Пол, мы не на вечеринке. Как ты думаешь, он ранен?… О!..

Коричневая краска, которая растекалась под головой юноши и лилась прямо мне на руки, была кровь. Я узнала ее тепло, липкость и ужасающую мягкость. Пол понял это одновременно со мной.

— Я уверен, что моя машина даже не прикоснулась к нему, — сказал он. — Наверное, его ранило при взрыве.

Пол распрямился, его голос звучал холодно и спокойно. Я начала понимать слезы Лолы Кревет.

— Дороти, ничего не трогай. Я иду звонить.

Он зашагал в направлении домов, черневших в отдалении. Я осталась одна на дороге, склонившись над человеком, который, возможно, умирал. Неожиданно он открыл глаза, посмотрел на меня и улыбнулся.

Глава вторая

— Дороти, ты что — совсем сошла с ума?

На этот вопрос мне обычно бывает труднее всего ответить. Кроме того, задал его Пол, который, в своей элегантной синей куртке, смотрел на меня непреклонным взглядом. Мы находились на террасе моего дома. Я была одета для работы в саду: старые холщовые брюки, кофточка в цветочек, волосы подвязаны косынкой. Не то чтобы я когда-нибудь всерьез занималась садоводством — один вид садовых ножниц приводит меня в дрожь — мне просто нравится менять облик. Вот почему каждую субботу я, подобно моим соседям, переодеваюсь для работы в саду, но вместо того, чтобы сражаться с воющей газонокосилкой или пропалывать цветочные клумбы, устраиваюсь на террасе с двойным виски и книжкой в руках. За этим-то занятием меня и застал Пол. Я почувствовала себя виноватой и неприбранной, оба эти ощущения были одинаково сильны.

— Ты знаешь, что все в городе только и говорят о твоей последней выходке?

— Так уж и все, — возразила я сколь скептически, столь и невинно.

— Скажи на милость, что здесь делает этот мальчишка?

— Должен же он поправиться, Пол. В конце концов, он всерьез поранил ногу! А ты знаешь, что у него нет ни денег, ни семьи… ничего.

Пол тяжело вздохнул.

— Именно это меня и беспокоит, а также тот факт, что твой юный битник был изрядно накачан ЛСД, когда бросался нам под колеса.

— Послушай, Пол, он же сам тебе все объяснил. Под влиянием наркотиков он даже не увидел машину, а фары он принял за…

Внезапно Пол покраснел.

— Мне все равно, что ему там померещилось! Этот псих, этот сорванец чуть нас не угробил, а ты через два дня привозишь его в свой дом, устраиваешь в комнате для гостей, да еще подносишь ему еду. А что если в один прекрасный день он прикончит тебя, приняв за цыпленка или еще Бог знает за что? Или сбежит, прихватив твои драгоценности?

Я бросилась в атаку.

— Знаешь, Пол, еще никто и никогда не принимал меня за цыпленка, а что касается драгоценностей, то у меня их не так уж много, да и ценность их невелика. И потом, не могли же мы бросить его на улице в таком состоянии.