Власть земли - [47]

В обозе их встретили музыкой и пальбой. Солдаты обнимались друг с другом. Гетман приказал выкатить для них бочки меда и пива, а все офицерство пригласил в свой шатер. Шумный пир шел до поздней ночи!

Наутро все торопливо начали собираться, и после полудня увеличившееся гетманское войско двинулось вперед…

Между тем князь Елецкий с семитысячным войском из Москвы пришел к Цареву Займищу в помощь князю Валуеву. Князь ожил. Его суровое лицо просветлело, и он, собрав в своей избе бояр и младших начальников, угощал прибывшего князя.

— Небось, небось, — говорил он, осушая кубок меда, — мы им покажем! Коли бы знал я, князюшка, что ты ко мне во времени придешь, ни в жизнь не снял бы осады с Белой! Заморил бы там польских ворон!

— Мы и то к тебе спешили, — ответил Елецкий, — дошли до нас вести, что король Жигмонт выслал на нас рать.

— Знаю, как же! — возразил Валуев. — С самим гетманом коронным Жолкевским. Мы здесь все знаем, князюшка! Ну да, даст Бог, мы утрем им носы.

— Подай Бог! — сказал Елецкий.

— Я тебе покажу завтра, что мы сделали.

Наутро Валуев показал Елецкому свои приготовления к встрече поляков. Едва он узнал, что гетман Жолкевский готовится идти на помощь Гонсевскому, как тотчас оставил Белую и пошел к Цареву Займищу.

Расчет Валуева был прост. В походе на Москву Жолкевский не мог миновать этого местечка, и здесь Валуев думал накрыть его. Селение Царево Займище лежало позади. Впереди него Валуев успел окопать большой острог.

Елецкий смотрел и удивлялся военному таланту Валуева. Высокие земляные валы были плотно убиты[25], впереди них шли окопы, большие рвы и малые ямы. Тяжелые пушки стояли на валах, готовые изрыгнуть смерть и сокрушение. Впереди острога вилась речка, загороженная плотиной. Валуев остановил воду, и на эту плотину возложил все свои надежды.

— Мы утрем им носы! — смеясь, сказал он.

— Что ты хочешь сделать? — спросил Елецкий, но Валуев не открывал своих замыслов.

Вечером он снова устроил пир. Во время пира его вызвали из горницы. Он вышел. На дворе стояли четыре мужичонка; поверх их сермяг висели ружья, за поясами торчали ножи. При виде Валуева они сняли колпаки и низко поклонились ему.

— Пошли Бог здоровья твоей милости!

— И вам тоже! Кто такие? Что нужно?

— Шиши, воевода, шиши мы: Елизарка, Федька, Чехвост да Карпушка, а послал нас Григорий Лапша! — И они снова поклонились.

Лицо Валуева стало серьезно.

— С чем?

— А идет, милость твоя, польская рать, сила великая, на тебя прямехонько. Поначалу на Белую шла, а теперь на тебя свернула… тысяч шесть, семь будет!

— Далеко?

— День пути, не более!

— Идите в рядную избу, там вас накормят! — сказал Валуев, уходя в горницу, а войдя туда, весело смеясь, сказал: — Завтра гости будут! Мы им покажем! А теперь меда!

Как ни в чем не бывало он продолжал пир.

На другое утро Валуев сделал распоряжения и объяснил свой план Елецкому и другим начальникам:

— Видите, полякам на нас одна дорога — через плотину! Я ее оставлю свободной, а по бокам да подле конца посажу засады. Как войдут они на плотину — мы — бац! — да с трех сторон и искрошим их. Так я проучил их под Иосифовым монастырем.

Он отрядил четыре тысячи лучших воинов и разместил их сам в засаде. Небольшими отрядами они расположились по ямам вдоль плотины, скрытые зарослями и травой.

Валуев с остальным войском ушел в острог.

К вечеру, в золотых лучах заката, на другом берегу речки показалось войско Жолкевского. Стройными рядами оно выходило из леса и растягивалось вдоль берега.

В ту же ночь Жолкевский собрал военный совет.

— Ну, господа, — сказал он, — неприятель пред нами. Это — первая битва, и нам надо решить, как действовать.

— Чего решать! — закричал пылкий Струсь. — Завтра утром я ударю на плотину, перейду ее и все за мной.

— У русских манера бить из-за угла, — заявил Зборовский, — я боюсь, как бы пан Струсь не попал в ловушку!

— И пан прав, — быстро сказал Морхоцкий, — под Иосифовым монастырем мы попали в засаду. Точно так же ударили на плотину, и что же? Едва мы вошли на плотину, как со всех сторон на нас напали и искрошили словно капусту к посту!

— И теперь возможно то же! — вставил Казановский.

— Тогда подождем день-два, пока не вникнем в дело: торопиться некуда, — сказал Жолкевский. — А теперь, паны-полковники, распорядитесь отдать приказ по полкам, чтобы никто даже близко не смел подходить к плотине. Покойной ночи! — И Жолкевский распустил совет.

В ночь наскоро были разбиты палатки, и кашевары разожгли костры, готовя солдатам ужин.

Ходзевич, Одынец, Добушинский и Кравец собрались вместе; к ним вскоре присоединились Хвалынский с Чупрынским, и они устроили пир.

— Странное дело, — сказал Кравец, — острог пред нами, а сейчас отдали приказ, чтобы солдаты не смели даже подходить к плотине!

— Боятся засады! — ответил Чупрынский. — Эти москали — мастера на засады.

— За окопом — черти, а в поле — зайцы, — заметил Хвалынский.

— У них нет регулярного войска.

Ходзевич не слушал ж речей, весь отдавшись мыслям об Ольге. Он видел, что теперь было немыслимо оставить войско, а за этой битвой, вероятно, будет новая, и Бог весть когда придется пуститься в поиски за беглянками.