Власть предыстории - [68]
На этом заканчивается предыстория разума и берет начало История.
Глава двенадцатая. В ТЕНИ НЕАНДЕРТАЛЬЦА
А человек!.. Бедный… бедный! Так смотрят его глаза, как будто вдруг за плечо кто-то схватил его сзади — глаза безумна — и все, все пережитое им лужицами вины у него застывает во взгляде. В жизни бывают такие удары, такие…
Сесар Вальехо
Если мы теперь вернемся к началу книги, то обнаружим, что ответили не на те вопросы, которые поставили, затевая исследование. Разве о происхождении леворукости или прямохождения шла речь, когда мы цитировали Ясперса? Не слишком ли далеко мы уклонились от первоначальной задачи и не пора ли к ней вернуться?
Свод «загадок» предыстории послужил нам лишь оселком для проверки правильности базовой гипотезы АСГенетики. Теперь, когда она, на наш взгляд, доказана, наступило время поединка с глобальным вызовом Истории.
Прежде всего, надо попытаться ответить на вопрос, каким образом предыстория влияет на современность, через посредство каких сил палеолит воздействует на общество, детерминируя его дальнейшую судьбу и вектор развития. Для этого надо точнее определить коренные, первичные мотивы поведения человека, установив, что в них неизменно и что поддается постепенному преобразованию. Какова скрытая пружина человеческих импульсов и в каких ситуациях она вырывается на поверхность общественного сознания, определяя движение и судьбу общества? Наконец, какая система идеологических ценностей более полно и последовательно служит истинным целям человека?
Эта проблема обычно представляется весьма далекой от практически-политической жизни общества, однако это не так. Управление любым обществом неизбежно связано с построением тех или иных «моделей человека». «Например, если полагают, что человек изначально добр, оставляя пока в стороне вопросы определения эмпирических референтов, то соответственно будет оцениваться общество и проектироваться новые общности: например, многие существенные характеристики будут подвергнуты критике как репрессивные, а при проектировании новой социальной системы будут элиминированы многие традиционные правила и санкции, которые в силу тезиса о естественной доброте человека становятся необязательными»… Но если полагают, что человек изначально агрессивен, то дело другое… «Из этой предпосылки следовало, что надо чаще давать людям возможность испускать свою агрессивную энергию, чтобы сделать их менее агрессивными в будущем. Это приводит к тому, что агрессии обучаются и она сохраняется, если ее последствия оказываются позитивными. Далее, если в модели человека предполагается, что «организации альтруистичны и щедры или что правительства — инструмент согласования и координации расходящихся интересов, то обществу нет нужды контролировать их деятельность; если же окажется, что природа организаций — в самообслуживании, а правительства — в защите определенных частных интересов, то обществу, как и каждому его члену, следует быть бдительным» — эти цитаты приведены из книги Дж. X. Канкела «Поведение, социальные проблемы и изменения», 1975 г. (Цит. пo PC: Модели человека в современной зарубежной социологии. Реферативный сборник. М.: ИНИОН АН СССР, 1985. С. 83–85 и далее. См. также: с. 122–123, 125. Льюис Мамфорд. Образ и модели человека в культурно-социологической модели. Обзор).
С чем человек вошел в мир и что определяет его видовую сущность? Разум? Но мы видим, что, пройдя миллионолетнюю выучку в пратолпе, разрушив ее изнутри, сознание отнюдь не покончило раз и навсегда с толповыми объединениями. Распавшись, пратолна оставила после себя иное, близкое ей сообщество — толпу, которая и по сей день остается в жизни человека.
Базовая теория АСгенетики доказывает, что подлинное существо человека состоит не в совокупности социальных отношений, которые преходящи и лишь помогают формировать личность, влияя на поступки людей. Трижды прав был Эрих Фромм, когда писал: «Пытаясь избежать ошибок биологических и метафизических концепций, нам следует опасаться столь же серьезной ошибки — социологического релятивизма, который представляет человека не более, чем марионеткой, управляемой нитками социальных обстоятельств»[251]. В наследство от неандертальцев людям досталась способность образовывать мощные группы на базе объединений толпового и коллективистского типов.
Миллионы лет нахождения в пратолпе не пропали даром, оставив в людях врожденную способность входить в толповые объединения, и тем плотнее, тем активнее, чем эта способность прочнее закреплена генетически, проявляясь спонтанно в критических ситуациях. Заметим, что эта способность отнюдь не одинакова у всех людей. Существует крайний полюс — социопаты, которые вовсе неспособны считаться с обществом и его отдельными группировками. Это люди «антиобщественны в своей основе и, вследствие этого, всегда вступают в конфликты, не извлекая никаких уроков из неприятных переживаний и наказаний, которые причиняет им собственное поведение. Они не обнаруживают никаких особенных дефектов, пока о чем-нибудь говорят или рассуждают: дефект их состоит в неспособности себя вести… Короче, они социально дефективны»
После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.
Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве. Неподражаемый Славой Жижек устраивает читателю захватывающее путешествие по Событию – одному из центральных концептов современной философии. Эта книга Жижека, как и всегда, полна всевозможных культурных отсылок, в том числе к современному кинематографу, пестрит фирменными анекдотами на грани – или за гранью – приличия, погружена в историко-философский конекст и – при всей легкости изложения – глубока и проницательна.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
Книга о философском потенциале творчества Пришвина, в основе которого – его дневники, создавалась по-пришвински, то есть отчасти в жанре дневника с характерной для него фрагментарной афористической прозой. Этот материал дополнен историко-философскими исследованиями темы. Автора особенно заинтересовало миропонимание Пришвина, достигшего полноты творческой силы как мыслителя. Поэтому в центре его внимания – поздние дневники Пришвина. Книга эта не обычное академическое литературоведческое исследование и даже не историко-философское применительно к истории литературы.
Василий Васильевич Розанов (1856-1919), самый парадоксальный, бездонный и неожиданный русский мыслитель и литератор. Он широко известен как писатель, автор статей о судьбах России, о крупнейших русских философах, деятелях культуры. В настоящем сборнике представлены наиболее значительные его работы о Ф. Достоевском, К. Леонтьеве, Вл. Соловьеве, Н. Бердяеве, П. Флоренском и других русских мыслителях, их религиозно-философских, социальных и эстетических воззрениях.
Перед вами первая книга на русском языке, специально посвященная теме научно-философского осмысления терроризма смертников — одной из загадочных форм современного экстремизма. На основе аналитического обзора ключевых социологических и политологических теорий, сложившихся на Западе, и критики западной научной методологии предлагаются новые пути осмысления этого феномена (в контексте радикального ислама), в котором обнаруживаются некоторые метафизические и социокультурные причины цивилизационного порядка.
Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.