Власть и страсть - [15]

— Австрийская империя — это не российская, — ответил Троцкий. — Невозможно сравнивать тупую реакционную монархию у нас с тем, что есть у вас в центре Европы. Боюсь, что Россия все дальше отстает от Европы, и эта разница будет все больше ощущаться.

— Я думаю, что надежда нашего дела держится на революции тут, в Европе, в первую очередь, в Германии, — отметил Каутский. — Отсюда социализм может перекинуться в Россию. Маркс предполагал, что торжество коммунизма возможно именно в развитых странах. А далее будет эффект домино, по мере того, как будет развиваться рабочий класс в других странах.

— Я и Парвус давно ратуем за перманентную революцию, — отметил Троцкий.

— Раз вы упомянули о Парвусе… Вы в курсе, что на него от Максима Горького поступила жалоба? Дескать Парвус присвоил деньги от постановки его пьесы «На дне» в Германии. А, между прочим, часть денег предназначалось для российской социал-демократии.

Известный революционер, теоретик и журналист Александр Парвус был в приятельских отношениях с Троцким. Дело Парвуса было неприятным, и Троцкий не хотел об этом говорить и быстро перевел разговор на другую тему.

— Есть и другой, крайне тревожный аспект положения в Европе — и все может достаточно радикально измениться, — сказал Троцкий. — Союз России с Британией и Францией с одной стороны, и Австро-Венгрии с Германией — может привести к масштабной войне, которая может всколыхнуть всплеск национализма, и, как следствие, положить конец солидарности рабочих.

— Это как раз предмет будущего заседания Интернационала, который запланирован в Штутгарте.

— Деньги, средства, оружие — вот о чем надо думать, — вновь попытался Скобелев сконцентрировать внимание на материальных вопросах революционного движения.

Интеллектуальные беседы длились долго, и молодой Скобелев иногда терял терпение. Он всегда думал о каких-то конкретных шагах, которые могли придвинуть революцию ближе. Его же учитель Троцкий все чаще проводил время в интеллектуальных кругах немецких и австрийских марксистов и социалистов, а заодно занимался бумаготворческой деятельностью, а именно журналистикой, чтобы как-то свести концы с концами.

Через несколько дней домой к Скобелеву явился его школьный приятель Али Гасымбек из Баку. Отец Али был нефтепромышленник, и можно было ожидать, что его отпрыск продолжит бизнес отца. Однако, послав сына учиться в Сорбонну, он не предполагал, что там, в Париже, сын попадет под влияние левых идей. Многие молодые люди находились под впечатлением развития Парижа, и одного сравнения с отсталостью монархического режима в России было достаточно для формирования либеральных взглядов. Али даже удалось участвовать на одном из заседаний революционеров, который проводил Владимир Ленин в Париже. Теперь он прибыл в Вену и искал вновь контактов с российскими революционерами. Скобелев обещал его свести с Троцким и другими лидерами социал-демократии.

Когда Скобелев и Али Гасымбек встретились, разговор принял неожиданный оборот.

— Появилось совершенно другое течение, которое ратует за совершенно иную тактику. Нам нужны много денег и много терпения. А еще нам нужны технологии — в наш век прогресса выиграет тот, кто имеет преимущество в науке, технике и, соответственно, в военном деле.

— Я не спорю, что нам нужны технические средства. Но этими средствами должны пользоваться люди. А людей поднимать — дело нелегкое… Кто же авторы или, скажем, лидеры того, что ты называешь новым революционным делом?

— У нас есть лидер в Париже, и он встречался с Владимиром Лениным. Речь, конечно, идет о мировой революции. Но надо начинать с какой-то страны или, скажем, даже территории, желательно здесь, в Европе.

— Мысли все эти может и интересные, но нужна конкретика…

— Мне нужно встретиться с Троцким… а потом мне нужны контакты в области искусства.

Скобелев поднял вопросительно брови:

— Наш лидер верит, что в Вене зарождается новое искусство, — ответил Али. — Эти произведения через пару десятков лет будет стоить миллионы. Вряд ли мы в скором времени устроим где-нибудь революцию. В России она подавлена. Надо собраться с силами и ресурсами… Так вот, он хочет начать скупать картины и скульптуры.

— С Троцким я тебе встречу организую… А у твоего лидера есть имя? Откуда он?

— Я встретился с ним в Париже. Его зовут… Эмиль Рум. Я не совсем хорошо знаю о его происхождении — по его словам, он из моего региона. Но он говорит чисто на французском и утверждает, что вырос в Париже. Кроме того, он владеет несколькими языками, в том числе, и тюркским… То есть, я хочу сказать, что это человек обширных знаний. Он изучал физику…

— Это, опять же, по его словам?

— Ну… я не проверял… Реально то, что у него есть деньги и последователи и… нужные связи.

— Странно… есть в этом немного мистики.

— А я, кстати, увидел его в первый раз на собрании Теософского общества — кружка последователей Блаватской. Но он, уверяю тебя, имеет конкретные земные цели.

— Ах, Блаватская! Теософия уводит людей от реальности. Идея, может и хорошая, но утопичная. Это все должно остаться в девятнадцатом веке.

Елена Блаватская, умершая в 1891 году, была основательницей известного общества спиритуалистов и оккультистов. Слава ее «теософии» распространилась от Индии до Америки. В век развития технологий Блаватская и ее последователи утверждали, что наука не может постичь таинства природы и единственным путем истинного познания является мистический. Вместе с тем, теософы ратовали за объединение всех религий и создания всемирного братства без различия расы, цвета кожи, пола, касты и вероисповедания.