Влас Дорошевич. Судьба фельетониста - [275]

— Откуда вы заявились и что вам здесь надо? — спросил он грубо.

— Я — Дорошевич, — сказал ему Влас Михайлович. — Это моя квартира. Вот табличка висит на двери. Здесь живет моя жена.

— Это бывшая ваша квартира, здесь живет бывшая ваша жена, и вам здесь делать нечего, — заявил молодой человек.

Влас Михайлович уронил чемодан и толкнул его в грудь. Тот поднял руку. Ольга Николаевна выскочила в пеньюаре и кое-как уладила конфликт.

Все трое, поеживаясь от утреннего холодка и неловкости, сели пить кофе. Разговор не клеился. Власу Михайловичу постелили в изящном его кабинете красного дерева стиля „жакоб“ с медными оттяжками, с такой любовью некогда приобретенном и привезенном из Парижа. Он лежал на диване и ежился. Он, больной, измученный, за тридевять земель приехал отыскивать дом, гнездо, которое мечтал построить всю жизнь, и дома не оказалось…

Молодой человек, в одном из костюмов и пальто Власа Михайловича, с его портфелем в руках, ушел куда-то с деловым видом. Ольга Николаевна побежала в город что-то улаживать. К вечеру оба вернулись с натянутыми, фальшивыми улыбками.

— Вот, Власун, — сказала Ольга с лицемерной искренностью. — Я не виновата, был же некролог о твоей смерти. Так оно и пошло…

А теперь что делать? Давай не будем решать сразу. В ЦЕКУБУ я достала для тебя путевку в дом отдыха на Каменном Острове. Перебудешь там месяц, а потом посмотрим».

Если верить Кольцову, то сначала Дорошевич «был временно помещен в Доме литераторов, а затем в доме отдыха на Каменном острове (бывш. дворец Половцева)». Здесь «тишина, размеренный образ жизни и хорошее питание значительно оживили и подняли настроение тяжело больного и подавленного врангелевским режимом писателя.

Понемногу стал он совершать прогулки по лесу. Посещал „районные спектакли“ в бывшей „Вилла-Родэ“. Обитатели Каменного острова издали узнавали большую, тяжело бредущую фигуру Дорошевича. Палка, неизменная, уже выцветшая и потрепанная панама. Гулял В.М. с кем-нибудь из соседей по „отдыху“ — неуклюжим слесарем или седеньким генералом-„военспецом“.

Навещавшим его он гудел с обычной полуулыбкой:

— Хорошо здесь. И, главное, народ занятный все живет. Молодость свою вспоминаю.

К осени Дорошевич оживился. Попросил достать ему заграничную русскую прессу, привезти его любимые „Матэн“ и „Тан“… Он решил выступить с рядом фельетонов в советской и заграничной прессе. Писал нервно, урывками, уничтожая большую часть написанного.

Тогда были набросаны „Красные и белые“ (см. „Смена вех“), тогда же был начат большой фельетон о голоде для специальной „голодной“ однодневной газеты, предположенной к выпуску в Петрограде.

Одновременно с этим Дорошевич носился с мыслью написать большую лекцию о Николае II, с которой он хотел выступить в Доме литераторов.

На Каменном Дорошевича ежедневно навещала жена, артистка О. Н. Миткевич, бывали В. Муйжель, И. Лежнев, Мих. Кольцов, А. Амфитеатров и больше никто»^[1379].

Вряд ли Кольцову были известны перипетии семейной ситуации Дорошевича. А вот Амфитеатров знал: «Возвращение Власа Михайловича с юга в Петербург — такой „зеленый ужас“, такое надругательство над большим, доверчивым человеком, что не хочется рассказывать… Скажу только, что, возвратясь внезапно, в ночное время, Влас долго не мог быть впущен в свою квартиру и больше часу сидел — больной, в полуобмороке — на лестнице, пока что-то там внутри приводилось в пристойный для глаз хозяина порядок. А назавтра он был препровожден в дом отдыха — без единого рубля в кармане»^[1380].

Чтобы хоть как-то помочь другу Амфитеатров посодействовал в продаже текстов лекций о журналистах Великой Французской революции эстонскому дипломату и владельцу таллинского издательства «Библиофил» А. Г. Оргу. Деньги Дорошевич получил, но книга по каким-то причинам не вышла. Надо сказать, что свидетельства о его самочувствии во время пребывания в доме отдыха на Каменном острове расходятся. Как рассказывает в своих воспоминаниях Эм. Миндлин, не только Кольцов, но и театральный критик Э. Старк, редактор журнала «Россия» И. Лежнев привозили из Петрограда в Москву известия об улучшении состояния Дорошевича. «Все ждали, что еще недолго, и в советской печати начнут более или менее регулярно появляться фельетоны Власа Михайловича Дорошевича»^[1381]. Амфитеатров же пишет, что на него «в летние посещения Влас Михайлович производил тяжелое впечатление конченого человека. Трудно соображал, затруднялся в речи. К зиме он совсем развалился, так что потерял даже телесную опрятность и сдержанность чего — при мне — еще не было». Эти последние сведения он передает со ссылкой на Василия Ивановича Немировича-Данченко, последнего из старых товарищей навещавшего Дорошевича. В один из его приездов Дорошевич спросил, отчего Амфитеатров его забыл, давно не приезжал. Немирович ответил, что того уже давно нет в Петербурге, вскоре после ареста он бежал в Финляндию. И в ответ услышал: «Так что же? Взял бы автомобиль да и приехал». Амфитеатров так прокомментировал этот разговор: «Когда человек, полжизни занимавшийся политикой, забывает о границах между враждующими государствами, — дело плохо»