Владычица тигров - [4]

Я чувствую себя усталым. Боюсь, что слишком обильная пища мало подходит для моего слабого желудка.

Шортен предложил мне делать уколы, но я отказался, так как в это мгновение в его тусклых глазах сверкнул какой-то пугающий огонь.

В общем нет ничего особенного, что могло бы вас заинтересовать. Кроме, пожалуй, небольшого происшествия.

Ученики мало общаются с преподавателями, но один из них относится ко мне с явной симпатией.

Это некто Мендавен, француз, сын владельца баржи. Он поживее других, да и покрепче.

Однажды, когда я зашел в пустой географический кабинет, я увидел Мендавена около одной из карт. Он дружески кивнул мне и, подойдя ближе, шепнул на ухо:

— Знаете, я видел, как вы пытались пройти в правое крыло, но вам помешал Петерс. Если вы хотите ЕЕ увидеть, следует идти в то время, когда Петерс гасит свет в дортуарах.

— Увидеть ее? О ком вы говорите, Мендавен? — спросил я.

— Не притворяйтесь, — ответил он, — ее… гувернантку. Знаете… она — негритянка.

Ничего больше мне узнать не удалось. Кроме того, у меня складывается впечатление, что после этого разговора Мендавен избегает меня.»

* * *

Последнее письмо Энди Грейга мистеру Эдварду Ривзу, эсквайру.

«…Несколько дней тому назад — клянусь вам, дело именно в этом, — даже предположение о наличии тайны в Спенсер-Холле казалось мне чистейшим абсурдом. Теперь дело обстоит иначе.

Мендавена больше здесь нет. Но не думайте, что случилась трагедия — его просто отчислили из школы. Приезжал его отец весьма недовольным. Перед отъездом парнишка едва успел перемигнуться со мной, и я понял, что его неожиданное отбытие и те несколько слов связаны между собой, как нитка с иголкой.

Кроме того, я постоянно ловлю бросаемые на меня исподтишка взгляды: угрожающе-мрачные — Спенсера, жадные и жестокие — Шортена, смертельно-ненавидящие — Петерса.

Я принял отчаянное решение — хочу проникнуть в „запретную зону“. Если от меня не будет больше никаких вестей, Вы поймете все — за свою смелость я поплачусь жизнью.

Но одна из Ваших фраз по-прежнему звучит в моей голове: „Когда вы будете более расположены к откровенности, вы скажете мне больше…“

Этот день настал.

„Владычицу тигров“ написал не я. Я не автор, а переписчик и вор.

Дело обстояло следующим образом. Как-то вечером, когда шел сильнейший дождь, совсем как во время нашей встречи, я слонялся по улицам Лондона замерзший и голодный. Особенно меня донимал холод. И вдруг я вижу афишу, сообщающую о том, что некий мистер Рэквей прочтет в Народном лектории лекцию о жизни и повадках тигров.

Народу в зале было мало. Я не помню, о чем говорил докладчик, ибо блаженно дремал на своем стуле и наслаждался теплом. Рядом со мной сидела молодая элегантная дама, которая, как мне кажется, с вниманием слушала сего знатока тигров.

Меня эти хищники вовсе не интересовали, но вход в Народный лекторий был бесплатным, а зал превосходно отапливался.

В конце концов я заснул — меня разбудили слова сторожа: „Дамы и господа, мы закрываем!“

Соседки моей уже не было, но стул не был пуст — на нем лежала сумочка. Никто не видел, как я взял ее и спрятал под пальто. В сумочке не было ничего ценного — несколько шиллингов, они пришлись мне как нельзя кстати, да пачка листов, исписанных тонким женским почерком.

Я прочел их позже — это была рукопись романа, действие которого происходило в пресловутом Лингорском лесу.

Как раз в эти дни издательство „Грейп и сыновья“ объявило о том, что оно опубликует книгу об экзотических приключениях.

Я переписал рукопись, кое-что прибавляя, кое-что выбрасывая.

„Грейп и сыновья“ заплатили мне пять фунтов и придумали автору новое имя — Адельсон Летхем.

Обидно, что моя откровенность ни на йоту не продвинет Вас в интересующем нас деле.

Постскриптум. Готовясь к экспедиции в „запретную зону“, я обнаружил тайник, куда Петерс прячет свое виски. Я накапал в эти виски капель тридцать снотворного, которое мне очень расхвалил один аптекарь.»

Спенсер-Холл погрузился в сон. Последним погасло окно Шортена. Энди выскочил из дортуара, где спали его ученики, и направился в правое крыло здания.

У него был карманный фонарик, но зажигать его он не стал, так как все коридоры были залиты лунным светом.

Проходя по часовне, он едва не споткнулся о темный мягкий предмет, который вначале принял за кучу тряпья. Но приглядевшись, он узнал пальто отца Дилмотта, сшитое из грубого черного драпа. Позади аналоя, где во время службы восседали Спенсер, Галлант и Шортен, находилась низенькая дверь, ведущая в правое крыло. Она не была заперта, и Энди беспрепятственно миновал ее. Он очутился в холле, едва освещенном венецианским фонарем, и снова чуть не споткнулся, но на этот раз о тело Петерса.

Слуга храпел словно орган, от него разило крепчайшим виски.

Энди Грейг огляделся. В холл выходило три двери, но одна из них сразу приковывала внимание — великолепная позолоченная дверь с резными фигурками азиатского типа.

Он приблизился к ней и, преодолев последние колебания, толкнул ее. Дурманящий аромат ладана и цветов пахнул ему в лицо, а ярчайшие краски заставили на миг зажмуриться.

Странное видение! Вначале ему показалось, что он оказался в самом центре громадного кристалла авантюрина. Только через несколько минут ему удалось выбраться из призрачного мира и различить окружающие его предметы.