Жан Рэ
Черные сказки про гольф
72 лунки… 36… 72
Когда прибыла телеграмма: «Кубок Сифелл будет разыгрываться в 36 лунок», а мячик лежал у девятнадцатой лунки на поле клуба «Блю Сэндз», в клуб-хаузе возник шум.
— Если обезьянничать, так уж лучше по-людски, — промолвил полковник Ридинг.
Каждый понял резкую реплику, но никто его не поддержал. Ридинг намекал на знаменитый Кубок Принца Уэлльского, который некогда разыгрывался в 72 лунки, а теперь в 36…
Произнося эти оскорбительные для многих слова, Ридинг думал не о себе, а о своем друге Джильберте Хее.
Шансы Джила Хея были весьма высоки, если предстояло совершить четыре круга. Он относился к тем классным гольфи-стам, которые не в силах показать истинную форму в начале соревнования. Он был даже психологом гольфа и во время своих выступлений вышучивал своих соперников:
— Гиганты, идущие на убыль после тридцать шестой лунки[1] и превращающиеся в карликов после пятьдесят четвертой.
Хею было необходимо примерно три круга, чтобы начать блистать, а вернее взорваться, как говорили его поклонники. Ридинг обернулся к секретарю.
— Стоун, вы можете сообщить мне имена тех, кто записался на Сифелл?
— От нас будет только Джильберт Хей, — ответил Стоун.
— Знаю… А другие? Такая лисица, как вы, могла бы вытянуть нужные сведения из своих коллег.
— Н…ет, — проворчал Стоун.
Но Баттинг, юнец, только что принятый в клуб и с трудом переносивший виски, воскликнул:
— Он крутит хвостом, а вернее врет! Попросите показать клочок розовой бумаги, на котором записаны имена!
Стоун скривился, выдавая гримасу за улыбку. Он ненавидел Джильберта Хея и ненавидел Ридинга, но боялся их. А Баттингу не следовало произносить этих слов, ведь молодой человек уже задолжал ему двадцать фунтов.
— Если это вас интересует, полковник Ридинг, вот они, эти имена, — сказал он, вытаскивая из кармана розовую бумажку. — Но должен вам заметить, что официальный список еще не опубликован, а жеребьевка состоится лишь на будущей неделе.
— Конечно, — проворчал Ридинг.
Он пробежал глазами список.
— Тори, Гилхрист, Этви, Уэсли, Бейрд…
Он вернул листок Стоуну, и тот снова скривился.
— Хей не поедет на Сифелл, — сказал он.
Сзади раздался тихий, но твердый голос президента клуба Госкетта:
— Простите, полковник Ридинг, но Хей поедет на Сифелл.
Ридинг медленно развернулся вместе со стулом, и его взгляд встретился со взглядом Госкетта. Несколько секунд они вели молчаливую дуэль, затем президент опустил глаза.
— Что, Ридинг, молчим? — усмехнулся Баттинг.
— Господин Баттинг, — произнес Госкетт, — я бы попросил вас…
— Просите святых, а не меня, — вскинулся юный упрямец, — я вас и слушать не буду. Я голосую за Ридинга и Хея. И Хей не поедет на Сифелл, поскольку их треклятые 36 лунок дают шанс только тем ничтожествам, которые перечислены на розовой бумажке Стоуна, а Хей становится королем только с тридцать седьмой лунки.
— Хотя вы и весьма недавно играете в гольф, однако, в курсе дела, господин Баттинг, — в голосе президента звучала ирония.
— Ну и ну! — воскликнул юнец. — Я разбираюсь в этом не лучше зебры, но мне об этом сказал Крофтс. Итак?
Стоун побледнел. Среди ненавидимых им гольфистов, Крофтс, секретарь Тауэр Гольф-клуба, был самым ненавидимым.
Воцарилась тяжелая тишина; четыре гольфиста, сидевшие за дальним столом, встали, быстро попрощались и покинули зал.
— Доброй ночи, Фринтон! — крикнул вслед им Баттинг… — Привет Мэйзи, и не разрешайте красавцу Майку садиться в свой чудный «моррис», купленный по случаю, иначе вам придется возвращаться в Лондон на такси.
Его слова были обращены к молодой женщине, курившей длинную сигарету, облокотившись на стойку бара.
— Предпочитаю возвращаться на «бентли», — ответила она.
— Боже, Ридинг, она обращается к вам, а вернее к вашей машине, — комически простонал Баттинг. — Если бы она назвала «ягуар», она была бы моей клиенткой.
— Баттинг, — негромко сказал Ридинг, — на такси придется возвращаться вам. Вы оставите свой «ягуар» в гараже, ибо первое же дерево превратит вас в бифштекс.
— Никто здесь не имеет права приказывать мне, — икнул молодой человек, — за исключением Ридинга-мудреца. Я подчиняюсь… Эй, Джимми, рыбье отродье, быстро такси. Мне надоело лицо валета пик нашего президента!
Госкетт пропустил оскорбление мимо ушей: отец Баттинга был владельцем поля Блю Сэндз и не скупился в расходах на клуб.
Когда Ридинг прогревал двигатель, на его руку легла ладонь.
— Поскольку вы, полковник, возвращаетесь в Лондон, могу ли я попросить подвезти меня? — спросила Мэйзи Даунер.
— Охотно, — ответил Ридинг, отводя взгляд.
И про себя подумал:
«Она сегодня в форме. Чем же ей сегодня насолил Фринтон?»
Майк Фринтон, элегантный красавец-гольфист, открыто ухаживал за Мэйзи Даунер, и это ей, похоже, нравилось.
Словно прочтя его мысли, она сказала:
— Я разозлилась на Майка за то, что он не встал на вашу сторону, когда вы так твердо заявили, что Хей не поедет на Сифелл.
— Благодарю вас, мисс Даунер, — холодно ответил Ридинг, — но мне это, напротив, нравится. Поддержи он меня, это было лицемерием с его стороны — он ненавидит Хея и обрадовался бы его поражению.
— Хея ненавидят все, — пробормотала девушка.
