Владычица небес - [65]

Наконец Конан заговорил. Пользуясь жуткой смесью изо всех знакомых ему языков, он объяснил туземцам, что ему и его спутнице необходимо пополнить запасы продовольствия и воды, в благодарность за что они обязуются немедленно уехать отсюда и более никогда не возвращаться.

— Кру-ру? — любезно переспросил вождь тонким скрипучим голосом.

— Воды! — рявкнул киммериец. — И мяса!

— Мя-а-а-са!.. — обрадованно подхватили дикари

знакомое слово. — У-у-у! Мя-а-аса!

Двое метнулись за спины гостям и вскоре приволокли лошадь Клеменсины. Ловко орудуя длинными узкими ножами, сделанными, кажется, из обсидиана или похожей породы камня, они в несколько мгновений всего разделали тушу на куски, отделили лучшие в пользу вождя, а остальное прикрыли большими пальмовыми листьями, то ли приберегая на черный день, то ли намереваясь до приготовления сгноить по особому рецепту. Во всяком случае, одно было ясно: кормить гостей здесь не собираются.

«Право, — подумала Клеменсина, — это не совсем справедливо». Хотя она никогда не ела конину, а тем паче предварительно отравленную, эта лошадь все же принадлежала ей… Похоже, Конан думал так же, потому что раздраженно сплюнул в песок и решительно направился к груде мяса — он-то как раз конину употреблял, и с превеликим удовольствием, а то, что умертвили ее отравленной стрелой, значения не имело: яд, который используют туземцы, теряет свойство лишь попав в кровь, так что мясо можно есть совершенно спокойно.

Он не успел сделать и трех шагов, как вождь, до того смирно стоявший на одном месте, заорал всполошено:

— Баб! Баб! Баб!

И женщины, ухнув, с визгом кинулись к пришельцам.

Вдруг выяснилось, что оружием их были ногти. Велика ли ценность подобного открытия, ученая Клеменсина не имела времени сообразить. Все, что вычитала она в книгах, никоим образом не касалось нынешней ситуации. География и теология не принимали во внимание нравы дикарей и боевые искусства их спутниц жизни. Неожиданно для себя сплюнув на песок и помянув Крома, девушка выхватила кинжал и бросилась навстречу атакующим.

Провидение, кое в лице Конана спасло ее от костра, и на этот раз предотвратило неминуемую гибель. Конечно, против двух десятков крепких жилистых туземок она не смогла бы устоять, но варвар (а то же самое провидение опять выбрало его своим представителем), ловко перехватив как бревно первую же дико визжащую красавицу с тощими обвисшими грудями, швырнул ее в самую кучу. Разъяренный и несколько растерянный вой возвестил о том, что маневр удался: трое упали замертво, а еще двое отбежали в сторону, поскуливая и потирая ушибленные места.

Видимо, одна из раненых приходилась вождю супругой либо матерью, потому что он снова крикнул свое «баб!», и все женщины резво поскакали обратно. Клеменсина вздохнула с нескрываемым облегчением. Драка с разбойниками на постоялом дворе была в ее жизни первой, нынешняя — соответственно второй; никакого опыта по этой части у нее тем не менее не прибавилось. Зато теперь она знала точно: в число ее достоинств входит умение преодолевать страх, как бы велик он ни был… Тут она помрачнела, ибо мысль, что быстрее ветра и солнечного луча, перенесла ее к Трилле, который вообще не обладал никакими достоинствами, но был славным парнем… Еще один вздох вырвался из нежной узкой груди девушки; потом она повернулась к Конану и попыталась понять, какие мысли занимают сейчас его — все-таки от этого зависело их дальнейшее путешествие.

Если Конана что-то и занимало в данный момент, то отнюдь не мысли. Он разглядел в толпе дикарок одну весьма хорошенькую юную девицу, чьи угольно-черные глаза смотрели на него открыто и весело. Стояла она чуть позади вождя, плечом касаясь его локтя; полные губы едва заметно шевелились, как если бы она шептала молитву (хотя киммериец был уверен, что она призывала его к любви, и немедленно); прямые и очень длинные, до колен, волосы цвета воронова крыла блестели под солнцем; гибкое тонкое тело, ничем не украшенное и не прикрытое, было создано для удовлетворения страсти — в сем случае, страсти заезжего варвара.

Всего несколько мгновений взирал на туземку Конан, не замечая унылых физиономий ее сородичей и недовольной гримасы вождя. Затем, скинув призрачный налет цивилизации как, рубаху перед сном, он отдался во власть своим природным инстинктам, то есть подошел к девице и забрал в ладони ее маленькую грудь, при этом зарычав так нежно, как только умел.

Дикари опешили. Незваные гости вели себя совсем иначе, нежели те, чьи черепа украшали частокол. С детским любопытством все племя наблюдало долгий поцелуй, коим Конан одарил свою избранницу, потом ее ответный ласковый укус в могучую шею, потом торжественное шествие в хижину…

Когда за киммерийцем и туземкой закрылся полог кроваво-красного цвета, Клеменсина с опаской посмотрела на дикарей. Ей казалось, что вождь сейчас крикнет «баб!» — и эти ужасные женщины разорвут ее на Куски так быстро, что даже провидение не успеет ей помочь, тем более такое похотливое провидение, как Конан. Отвращение выразилось на нежном личике девушки, едва она представила себе, что сейчас происходит в хижине. Однако воображение рисовало ей одни лишь объятия, и ничего больше. Самой ей пока не довелось участвовать в акте страсти, ибо Энарт был целомудрен, а кроме него, она никого не любила. Пребывая в полной уверенности, что дети появляются на свет в результате поцелуя, Клеменсина весьма удивилась тем воплям и стонам, что доносились из-за красного полога. «Неужели Конан ударил эту несчастную? — подумалось вдруг ей. — А если — что еще нелепее и страшнее — он решил ее удавить?»