Владимир Высоцкий в Ленинграде - [45]

— Нет! — А потом, чуть подумав, — может быть, только минут на пять в "Новостях".

Её скепсис и настороженность мне были непонятны. В свои тридцать лет я совершенно не реагировал на то, что всего лишь четыре года назад, жарким летом 68-го, под гусеницами советских танков погибла "пражская весна" в Чехословакии, и что как раз в 72-м началась очередная чистка в рядах творческой интеллигенции Союза.

По словам нынешнего нашего земляка Станислава Холмогорова, двенадцать лет проработавшего в Театре на Таганке, накал страстей и ужас ожидаемого разгрома труппы с особой силой выражен в песне Высоцкого "Ещё не вечер", в которой любимый театр ассоциируется с пиратским кораблём "Корсар", едва держащимся на плаву. Только отчаянный телефонный звонок "по вертушке" главного режиссёра Юрия Любимова генсеку Брежневу помог ему спасти своё сценическое детище.

Всего этого, конечно, не знали в то время ни я, ни редакторша. Но она была всё же искушённее меня. Предстоящая встреча в ЛОМО с Высоцким нигде в городе заранее не была объявлена, и я, обрадовавшись отсутствию пишущей братии, помчался с портативным магнитофоном "Репортёр-5" венгерского производства на интервью с поэтом. А моя руководительница мигом отправилась в партком совет держать: пускать в эфир сообщение о Высоцком или не пускать?

Новая трудность неожиданно настигла меня у самых дверей конференц-зала. Поклонницы Высоцкого — молодые работницы и те, кому "по блату" удалось попасть на территорию головного предприятия, запрудили собой все подходы-выходы. Как и положено соперницам, стояли они молча, отчуждённо друг от друга. Но когда перед началом концерта появился Высоцкий в оцеплении народных дружинников, истеричные почитательницы поэта всей своей массой устремились к нему. Пробиться сквозь них было просто невозможно.

Крепким парням удалось затиснуть непризнанного гения в продолговатую комнату. Пятеро из них заняли круговую оборону у дверей, и к призывным выкликам юных ленинградок "Володя! Володя!" приметался и мой сердитый баритончик: "Пресса! Пресса! Здесь — пресса!" Я при этом яростно работал локтями, держа над головой красную книжечку с золотым тиснением.

Растерявшийся дружинник вставил голову в дверь и сообщил в пространство:

— Там какой-то из прессы…

— Кто такой? — резко спросил глухой, как бы простуженный басок.

— Я — корреспондент местного радиовещания!

— А-а-а… Тогда заходи, — улыбчиво протянул Высоцкий, и коротко, но участливо спросил:

— В чём нужда?

— Только небольшую радиобеседу для наших слушателей — работников объединения, — сказал я.

…В появившейся потом песне "Интервью" Высоцкий дал нелестный отзыв о деятелях масс-медиа, но полагаю, это не про меня. А опасливые советские журналисты, думаю, в то время не баловали его своим вниманием. Наверное, поэтому на мои слова Высоцкий удивлённо вскинул брови, пристально вгляделся в меня и пророкотал окрепшим голосом:

— После… После концерта. Минут десять, не больше.

— Раз уж у нас тут сидит корреспондент, — сказал Поженян, — я поведаю для всех об одном случае, о котором рассказал мне военный моряк… Уж не знаю, в каком районе мирового океана их подводная лодка, субмарина, потерпела аварию и легла на грунт. Лежать морякам на дне пришлось сорок восемь часов, задыхаясь от недостатка кислорода, обливаясь потом. У нескольких членов экипажа, в том числе у замполита, помутился рассудок. В изолированном отсеке подлодки оказался магнитофон с записями песен Высоцкого. Все эти долгие, жуткие часы они беспрерывно крутили кассеты и выжили. Особый эмоциональный настрой вызвала у моряков песня "Спасите наши души".

Прищурившись, словно всматриваясь в темноту сквозь прожектора, подхватил тему героики и Высоцкий:

— Вот у меня недавно был случай, на репетиции… Стоим мы на сцене у края "могилы". Там есть такой деревянный брус. И вдруг мой напарник оступается и летит головой прямо на угол. У меня сердце захолонуло. Но я этого парня успел подхватить и говорю ему: "Теперь ты мне по гроб своей жизни обязан". А он смеется: "Нет, говорит, теперь ты меня должен до самой пенсии содержать!".

По ходу этого рассказа я впервые получил возможность увидеть поэта и отметил его прекрасную физическую подготовку, крепко сбитое тело человека невысокого роста, замечательную координацию движений и мгновенную реакцию. Поразило меня двойственное впечатление, которое оставляло его лицо. Внешне Высоцкий мог вполне сойти за ничем не примечательного московского парня, если бы не какое-то тонкое, идущее изнутри благородство. Чёлка. Тяжёлый подбородок. Густые брови. Оттопыренная нижняя губа. И постоянно сдерживаемая внутренняя сила.

Показалось, что Высоцкого занимает в его рассказе нравственная сторона процесса "спасение — благодарность". Он, видимо, и размышлял об этом, когда заметил, что я, настырный, давно уже тихонько включил свой магнитофон.

— Ну, спрашивай уже, — понятливо усмехнулся он.

— Владимир, — отчётливо и смело, как в прямом эфире, задал я свой первый вопрос, — скажите, пожалуйста, как Вас по отчеству?

— Зачем это Вам? — неожиданно резко и тяжело откликнулся Высоцкий.

— Вы — всенародный поэт, известный артист известнейшего театра в нашей стране и за рубежом, Вы старше меня и встреча наша официальная. Не могу же я перед радиослушателями называть вас просто Володей. Как-то несообразно с ситуацией, — как мог, объяснил я.