Владимир Высоцкий: Эпизоды творческой судьбы - [16]
Январь 1950 года, зимний пионерский лагерь «Машиностроитель», г. Покров Владимирской обл.
Жили мы в крестьянских семьях. У меня были прекрасные хозяева: Крашенинниковы — мать, дочь и девочка Тая. Люди чуткие, добрые, настоящие русские люди. Первая зима в тех местах была суровой, морозы доходили до 50 градусов. И еще ветры-суховеи, сбивающие с ног. К счастью, в домах было тепло, леса кругом — много топлива. В свободные дни я брала Володю к себе, мы забирались на теплую печку, грелись чаем из смородинового листа.
Сотрудники детского сада старались скрасить эту нашу деревенскую жизнь. На новый, 1942 год у детей была нарядная елка с Дедом Морозом. Володя и другие мальчики танцевали, читали стихи, пели песни.
Потом пришла весна 1942 года и принесла радость своим теплом. Но радость эта омрачалась тревожными вестями из Москвы, с фронта, и время тянулось в ожиданиях добрых вестей.
Так прошла еще одна зима и лето 1943 года. Лето, принесшее мне великое счастье — возможность вернуться в Москву. Семен Владимирович прислал нам вызов. Обратный путь был таким же тяжелым. Поезда, следовавшие в Москву, были переполнены, мы едва втиснулись в вагон. Мне досталось одно сидячее место. Володю пришлось устроить на чемоданах в проходе между скамейками. Ехали мы двое суток.
Москва... Тот же Казанский вокзал. Поезд остановился, мы стояли у окна, и вдруг Вовочка закричал: «Папа! Вон папа!» Действительно, Семен Владимирович стоял на платформе против нашего окна. Володя никогда не видел отца в военной форме, к тому же прошло более двух лет, но тем не менее он сразу безошибочно узнал его среди встречающих.
Итак, мы прибыли в Москву. Началась новая жизнь.
Н. М. Высоцкая
Владимир Высоцкий
Час зачатья я помню не точно,—
Значит, память моя однобока.
Но зачат я был ночью порочно
И явился на свет не до срока.
Я рождался не в муках, не в злобе:
Девять месяцев — это не лет!
Первый срок отбывал я в утробе —
Ничего там хорошего нет!..
Спасибо вам, святители,
Что плюнули да дунули,
Что вдруг мои родители
Зачать меня задумали.
В те времена укромные —
Теперь почти былинные,—
Когда срока огромные
Брели в этапы длинные.
Их брали в ночь зачатия,
А многих — даже ранее.
А вот живет же братия —
Моя честна компания!
Ходу, думушки резвые, ходу!
Слова, строченьки милые, слова!..
Первый раз получил я свободу
По Указу от тридцать восьмого [1].
Знать бы мне, кто так долго мурыжил,—
Отыгрался бы на подлеце!
Но — родился, и жил я, и выжил —
Дом на Первой Мещанской, в конце.
Там за стеной, за стеночкою,
За перегородочкой,
Соседушка с соседочкою
Баловались водочкой.
Все жили вровень, скромно так:
Система коридорная,
На тридцать восемь комнаток —
Всего одна уборная.
Здесь на зуб зуб не попадал,
Не грела телогреечка;
Здесь я доподлинно узнал
Почем она, копеечка...
Не боялась сирены соседка,
И привыкла к ней мать понемногу.
И плевал я, здоровый трехлетка,
На воздушную эту тревогу!
Да, не все то, что сверху —
от бога:
И народ «зажигалки» тушил;
И, как малая фронту подмога,—
Мой песок и дырявый кувшин.
И било солнце в три луча,
Сквозь дыры крыш просеяно,—
На Евдоким Кириллыча
И Гисю Моисеевну.
Она ему: — Как сыновья?
— Да, без вести пропавшие.
Эх, Гиська, мы — одна семья:
Вы — тоже пострадавшие.
Вы тоже пострадавшие,
А, значит, обрусевшие:
Мои — без вести павшие,
Твои — безвинно севшие!..
Я ушел от пеленок и сосок,
Поживал — не забыт, не заброшен,—
Но дразнили меня «недоносок»,
Хоть и был я нормально доношен.
Маскировку пытался срывать я:
Пленных гонят — чего ж мы дрожим!
Возвращались отцы наши, братья
По домам — по своим да чужим...
У тети Зины — кофточка
С драконами да змеями
(То у Попова Вовчика
Отец пришел с трофеями).
Трофейная Япония,
Трофейная Германия!
Пришла «страна лимония» —
Сплошная «чемодания».
Взял у отца на станции
Погоны, словно цацки я,
А из эвакуации
Толпой валили штатские.
Осмотрелись они, оклемались,
Похмелились — потом протрезвели.
И отплакали те, кто дождались,
Недождавшиеся — отревели.
Стал метро рыть отец Витькин с Генкой.
Мы спросили: — Зачем? —
Он в ответ:
— Коридоры кончаются стенкой,
А тоннели — выводят на свет!
Пророчество папашино
Не слушал Витька с корешом,
Из коридора нашего
В тюремный коридор ушел.
Да он всегда был спорщиком,
Припрут к стене — откажется...
Прошел он коридорчиком —
И кончил «стенкой», кажется.
Но у отцов — свои умы,
А что до нас касательно —
На жизнь засматривались мы
Уже самостоятельно.
Все — от нас до почти годовалых,
«Толковищу» вели до кровянки,—
А в подвалах и полуподвалах —
Ребятишкам хотелось под танки!
Не досталось им даже по пуле,
В «ремеслухе» — живи да тужи...
Ни дерзнуть, ни рискнуть,— но рискнули
Из напильников делать ножи.
Они воткнутся в легкие —
От никотина черные,
По рукоятки легкие
Трехцветные наборные...
Вели дела обменные
Сопливые острожники:
На стройке немцы пленные
На хлеб меняли ножики.
Сперва играли в «фантики»,
В «пристенок» с крохоборами,
И вот — ушли романтики
Из подворотен — ворами...
Спекулянтка была — номер перший!
Ни соседей, ни бога не труся,
Жизнь закончила миллионершей —
Пересветова тетя Маруся.
У Маруси за стенкой говели,
И она там втихую пила.
А упала она возле двери —
