Владимир Святой [3-е издание] - [142]

Наверное, ни у того, ни у другого не было столь мрачных замыслов; оба предпочли бы не заходить так далеко в своем противоборстве. Но в истории слишком часто случается совсем не то, что задумано ее главными действующими лицами, и вместо одной цели — справедливого возмездия, восстановления законности и порядка и т. д. — достигаются совсем другие, неожиданные и пугающие. Так случилось, например, во время войны брата Владимира Ярополка с Олегом Древлянским, так не раз будет случаться в истории Киевской и Московской Руси. Полученные же уроки — и это, увы, едва ли не единственная непреложная историческая закономерность — никогда не шли и не идут впрок.

Что за болезнь приключилась с князем Владимиром, мы не знаем. «Недуг крепок» — так говорит о ней древнерусский книжник, автор «Сказания о святых мучениках Борисе и Глебе». Болезнь была трудной и долгой. Начавшись по крайней мере зимой 1014/15 года (летописец сообщает о ней еще в статье 6522 года), она продолжалась не менее полугода — до середины лета 1015-го. К этому времени князю было около пятидесяти трех лет. Кажется, он выглядел еще старше. «Глубоким стариком» называет его Титмар Мерзебургский, которому о Владимире рассказывали либо русские, либо со слов русских немецкие наемники, участвовавшие в походе Болеслава на Киев в 1018 году. Сказались ли на Владимире излишества прежней жизни? Но их, кажется, уже не было. Или, наоборот, болезнь явилась следствием слишком строгих мер, к которым князь прибегал для борьбы с искушениями плоти в последние годы жизни? «Все в руках Божиих» — так обычно говорят в подобных случаях, и банальная фраза оборачивается высшей мудростью.

Помимо болезни князя, Киев посетила еще одна напасть — очередное нашествие печенегов. «Владимир находился в великой печали, оттого что не мог сам выйти против них, — рассказывает «Сказание о Борисе и Глебе», — и, попечалившись много, призвав Бориса… предал в руки ему множество воинов…»^{476}

Конечно, не случайно князь Борис оказался во главе отцовского войска. Владимир доверял ему и, по-видимому, именно его видел продолжателем своего дела. Он еще раньше, до болезни, призвал Бориса из Ростова (все-таки из Ростова, а не из Владимира-Волынского, как можно понять из некоторых списков «Чтения о Борисе и Глебе») — может быть, и в самом деле опасаясь Святополка, заточенного в Вышгороде, а может быть, и для того, чтобы Борис помогал ему в борьбе с другим возмутителем спокойствия — Ярославом Новгородским.

Узнав о появлении Бориса в Киеве, свидетельствует Нестор, «окаянный Святополк» «еще более разгневался на Бориса, мня, окаянный, будто тот хочет по смерти отца своего получить [отцовский] престол». Возможно, Святополк правильно понимал смысл происходившего.

«Сей благоверный Борис был благого корени, послушлив отцу, покоряясь во всем ему. Телом был красив, высок, лицом кругл, плечи широкие, тонок в чреслах, очами добр, весел лицом; борода мала и ус — ибо молод еще был. Светясь царски, крепок телом, всячески украшен — точно цветок цвел в юности своей; в ратях храбр, в советах мудр и разумен во всем, и благодать Божия процветала в нем».

Так описывал князя Бориса Владимировича древнерусский книжник, автор статьи «О Борисе, како бе взором», включенной в «Сказание о святых мучениках Борисе и Глебе» в Успенском сборнике XII–XIII веков^{477}.

Правда, надо сделать оговорку относительно молодости святого князя. Судя по летописи, и Борис, и Глеб родились еще до женитьбы Владимира на царевне Анне[137], то есть не позднее 989 (или, по крайней мере, начала 990-го) года. Следовательно, ко времени смерти Владимира Глебу было не менее двадцати пяти лет, а Борису, наверное, — несколько больше. Известно также, что Борис был женат; детей, правда, у него, кажется, не было. Начавшаяся смута, враждебность старших сыновей по отношению к отцу сделали Бориса едва ли не единственным близким человеком для киевского князя. Автор «Сказания о Борисе и Глебе» вкладывает в уста святого Бориса слова, исполненные послушания и сыновнего долга. «Вот, готов пред очами твоими исполнить все, что велит воля сердца твоего», — так отвечал Борис на повеление отца возглавить княжеское войско. «Блаженный же, пав, поклонился отцу своему и облобызал честные ноги его и, вновь встав, обнял шею его и целовал со слезами. И так ушел с воинами против ратных». Это уже слова преподобного Нестора из «Чтения о Борисе и Глебе».

Борису, однако, не пришлось встретиться с печенегами на поле брани. Узнав о приближении княжеского войска, кочевники отступили в степь. Борис же, «не найдя супостатов сих, повернул обратно».

Возможно, что печенеги и не собирались нападать на Киев или другие русские города. Их появление в русских пределах выглядит скорее демонстрацией силы. Но если так, то высказанное нами ранее предположение о том, что наступление печенегов на Русь было спровоцировано извне, оказывается весьма вероятным. Печенеги должны были отвлечь внимание киевского князя от иных, внутренних событий в Киевском государстве. И им это удалось.

Владимиру уже не суждено было узнать об исходе последней в его жизни печенежской войны. В то время, когда Борис только искал своих врагов и, не найдя их, решил повернуть обратно, Владимир скончался. Его смерть случилась 15 июля 1015 года, на память святых мучеников Кирика и Улиты, в столь любимом князем сельце Берестовом близ Киева. О смерти отца (и одновременно о вокняжении Святополка) Борис узнал лишь на обратном пути к Киеву.