Владимир - [168]

И Киев будет сожжен. Орда Батыя разрушит его стены, ворвется на Гору, в предградье, на Подол, и погибнет множество людей — чудесных юношей, красивых девушек. Пылая в огне, рухнут терема, пламя охватит и уничтожит все, что строили и воздвигали сотни лет русские люди. Пожар уничтожит даже древние цки, на которых была записана вся история Руси, и многолетние пергаменты с повестями временных лет, что утверждались потом и кровью.

Однако, дав волю печали, не станем предаваться отчаянию, Киев падет, страшный смерч пронесется вдоль Днепра, в безвестность, в неволю, куда-то на восток татарские орды погонят тысячи и тысячи русских людей, но Русь, гордая и непобедимая Русь, снова восстанет на пепелище и пожарище, и уже навек; новые поколения построят новые города и села, Русь выдержит, выстоит, станет еще сильней — такова уж эта земля, таковы ее люди…

В ту же пору, когда княжил Владимир, в мире, ограниченном Европой, Малой Азией и Востоком — до Джурджанского моря, Итиль-реки и гор Урала — существовало три силы: Византия, изведавшая в продолжение столетий величие власти, славы, расцвета, но уже начинавшая хиреть, распадаться, идти к своему неизбежному концу; Германия, которая лишь входила в силу, чтобы позднее в продолжение многих столетий захватом, наскоком, ценой большой крови порабощать народы; и Русь, с ее древнейшей историей, которая лишь теперь становилась вровень с империями и открывала новую страницу своего существования, Князь Владимир знал, в каком мире он живет. Когда-то его бабка княгиня Ольга два месяца сидела в Константинополе, добиваясь приема и беседы с императором Константином, днесь он был зятем императора Василия, после которого почитали за великую честь говорить с киевским князем; когда-то немецкие императоры под звон мечей кричали: «Drang nach Osten!» — а сейчас в Киев являлись их послы с богатыми дарами — сила одолела силу, две самые могущественные империи мира клялись Руси в дружбе, любви, мире.

И все-таки князь Владимир был неспокоен, встревожен и не спускал глаз с запада, где новый германский император Генрих упорно продвигался на восток, усыпляя одни народы уверениями в дружбе и мире — уже Польша и Чехия ездили на поклон в Кведлинбург, — примучивая силой другие славянские земли… Генрих не посягал лишь на Русь, понимая, что она, а вместе с ней Угорщина, Болгария, Византия ответят на удар ударом…

Знал Владимир цену и Византии. В Киев без конца тащились священники-греки, здесь их принимали. Приезжали охотно и здатели, каменотесы, маляры, оставшиеся в обедневшем Константинополе без работы. Князь Владимир находил дело всем: в Киеве и других городах вырастали каменные храмы, строения, менялась, росла, хорошела Русь. Греческие купцы плыли теперь не по Днепру, а ехали по торной дороге — через земли тиверцев и уличей. Голодному Константинополю было что купить в земле Русской.

Но Владимир замечает и другое: подавив восстание в Малой Азии, император Василий начинает наступление на Грузию, Армению, арабские земли, действуя где обещаниями, где дарами, где силой. Так он выходит к реке Тибр, державе Шахарменов, к городам Эдессе и Дамаску в Сирии; захватывает в Средиземном море острова Кипр и Крит, угрожая оттуда каирским халифам, так он расширяет владения Империи далеко на юг, где никогда еще не ступали легионы ромеев.

Император Василий действует не только в Малой Азии, он хочет утвердиться и над Русским морем, покорить Болгарию, стать на берегах Дуная…

2

Для Болгарии наступил решающий час. Император Василий, собрав лучшие легионы Империи, поставил их на границе Болгарии, а сам с отборным войском, окруженный бессмертными, двинулся к Солуни, чтобы возглавить наступление на Охриду, где сидел Самуил, и на столицу кесаря Романа Скопле.

Самуил Шишман понял, какая зловещая туча нависла над Западной Болгарией, и послал своего отважного воеводу Несторицу в Солунь, чтобы задержать на берегах Вардара войско Василия, а сам двинулся через горы на Прилеп и Белее преградить путь Василию на север.

На сей раз счастье изменило Самуилу — полководец Феофилакт Вотаниат, стоявший под Солунью, разбил полки Несторицы. Другой полководец, стратиг Филиппополя Никифор Ксифий, обойдя Самуила, проник по ущелью реки Вардар на север и приблизился к Скопле.

Впрочем, никакой отваги в этом походе не потребовалось, едва лишь войска ромеев подступили к Скопле, ворота города-крепости открылись, оттуда выехал кесарь Роман, недостойный внук славного кагана Симеона, чтобы еще раз, теперь уже окончательно, продать Болгарию.

Войска ромеев и Самуила встретились у горы Беласицы. Началась страшная сеча. Не на жизнь, а на смерть бились болгары, если бы в последнее мгновение Гавриил не отразил меча воина-ромея, Самуил остался бы на поле боя. Более десяти тысяч болгар сложили свои головы у горы Беласицы. Пятнадцать тысяч было захвачено в плен. Сам Самуил, спасая остатки своего войска, едва успел бежать к Прилепу, чтобы потом, соединившись с отрядами Несторицы, отомстить ромеям.

Самуил отомстил. Когда легион ромеев во главе с императором Василием продвигался долиной реки Струмы, а с юга к ним поспешал Феофилакт, чтобы, объединившись, обрушиться на Прилеп, болгары окружили на рассвете в глубоком ущелье легионы Феофилакта, закидали их стрелами и камнями, убили множество воинов и самого солуньского полководца. Узнав о том, император Василий поворачивает свое войско и, спасаясь бегством через далекий Мелник, спускается с гор в Македонскую долину.