Владимир Шаров: По ту сторону истории - [59]

И Жестовский, который сам хаживал в роли живого Великого князя Михаила, присоветовал зятю, как сломать железного революционера Мясникова… Надо просто доказать, что его великое историческое злодейство – не состоялось. Геройски уничтоженный им законный наследник престола жив!.. Зять тестя послушался, доказал – легко! И «доказательство» сработало. Гавриил поверил – и сломался. Краеугольный камень треснул. Мясников был расстрелян как один из миллионов простых смердов, выстрелом в затылок. Его вычеркнули, забыли. Но и царство Антихриста трещину дало.

По замыслу Шарова, у романа «Царство Агамемнона» не счесть авторов. Его созидают, о нем рассказывают, в нем живет и умирает множество действующих лиц истории – реальных от вымышленных отличить невозможно. По Жестовскому, Царство Агамемнона – это и есть царство победившего Антихриста. Для его дочери Электры Царство Агамемнона – это царство ее семьи: матери, отца, мужа; это ее наследство, часть пятитысячелетнего мифа, в котором она прожила жизнь. Для Гавриила Мясникова – это его личное поле смертельной героической борьбы за вечную справедливость, в котором Бога нет, да Он и не нужен, уж Ганька-то, поклонник Смердякова, знал точно.

Чекисты, стражи антихристова Царства, у Шарова часто и не злодеи: просто так им досталось по жизни бездумно идти шаг в шаг за чертом и – в преисподнюю… Они народ четкий, они служаки. Для них рукопись Жестовского – это и никакое не «царство», а крамольный документ, подлежащий аресту, как и все, кто его читал, распространял и просто в нем означен… Странный происходит сдвиг: книга то ли буковки на бумаге, то ли люди, про которых или для которых она писалась, то ли – все-таки – само царство и есть… Короче – запечатанная реальность.

Как щедро, как свободно и навсегда Владимир Шаров раздавал себя – свои знания, идеи и вымыслы – героям своих романов… Думаю, он знал и чувствовал: уходит век его отца писателя Александра Шарова, XX век уходит, а вслед – все свидетели и герои, один за другим. Время великих потрясений и великой шаткости, как всегда, становится источником пыли и мусора, анекдотов и детективов… Что же остается?

Создатель свода невероятных историософских романов, развязки которых все происходят в России ХX века, успел: взял да и написал большую, фантастическую правду. Каков век, такова и правда. Про такое говорят: не лезет ни в какие ворота. Но у Владимира Александровича Шарова в созданное им многомерное пространство-время – все поместилось.

Вот что еще я разглядела в девятом романе и хочу добавить к сказанному. Сколь ни огромен, ни сложен сюжет последнего творения Владимира Александровича, его проза не многословней жизни, она такова, что вполне вмещает Век и Царство в плотную стопку бумажных листиков числом 665. Да, у Шарова нет лишних слов, хотя поначалу кажется – их полно… Дело в русском ландшафте, он у нас (и у Шарова) по большей части такой – с бугорками и болотами, разливами рек и отсутствием проезжих дорог. Все лишнее в нем теряется.

КОММЕНТАРИЙ ИСТОРИКА К «ЦАРСТВУ АГАМЕМНОНА»

Борис Беленкин

Может быть, я остался бы всего лишь благодарным (или неблагодарным) читателем «Царства Агамемнона», если бы не одна особенность последнего шаровского романа. Писался он в читальном зале общества «Мемориал», использовал автор материалы из архива и библиотеки «Мемориала», заведующим коей я являюсь… Кроме того, в романе фигурируют сюжеты из моих публикаций и из других публикаций, мною автору рекомендованных. Но не это главное. Главное для меня то, что героем «романа в романе», то есть утраченного романа Жестовского, является «мой» персонаж – Гавриил Иванович Мясников. Мясников, о котором мной написано несколько статей; а в 1996 году в альманахе «Минувшее» вышла подготовленная мной публикация обширных фрагментов его рукописи «Философия убийства, или Почему и как я убил Михаила Романова».

Здесь важно хотя бы кратко пересказать биографию этого исторического персонажа.

Гавриил Ильич Мясников родился в 1889 году в Чистополе. В шестнадцать лет оказался в городе Мотовилиха, выросшем вокруг крупнейшего в стране металлургического завода. Не успев стать квалифицированным рабочим, Ганька (такова была его кликуха на всю жизнь) становится активным революционером: сначала коротко эсером, а затем большевиком. Участвует во всех шумных акциях, в том числе экспроприации оружия. Далее следуют многочисленные аресты и побеги. Во время одной из отсидок товарищи ошибочно обвиняют его в провокаторстве и жестоко избивают… Последний арест – в городе Баку в 1913 году, где он проживал по поддельным документам с «одной очкастой дамой», как он позже выразится в своей автобиографии. В Орловском централе Ганька провел четыре года в одиночном заключении, часть срока закованным в кандалы. В тюрьмах Ганька прочитал уйму книг, особо отметим – несколько раз перечитывает Библию, воюет с начальством и охраной, занимается самоистязанием, дабы разрешить для себя проблему существования Бога. В это же время он проникается идеей, что он, Мясников, – воплощение одного из самых положительных, с его точки зрения, персонажей мировой литературы – Смердякова… После Февральской революции Мясников освобожден; как был, в арестантской одежде, прибывает в Мотовилиху. Там митингует и ораторствует, пока не становится председателем мотовилихинского Совета рабочих и солдатских депутатов, а в январе 1918-го – членом ВЦИКа. Узнав, что в Перми находится сосланный туда Михаил Романов, он задумывает осуществить его бессудную казнь. Для чего идет работать в Пермскую ЧК. Им без труда найдены и проинструктированы исполнители, и в ночь на 13 июня 1918 года Михаила Романова и его секретаря Джонсона убивают в лесу в нескольких верстах от Мотовилихи. По официальной версии и формулировке (автор ее Мясников), Михаил Романов не убит, а бежал…