Владимир Раевский - [60]

Хозяйка лукаво взглянула на мужа:

— А вот Владимир Федосеевич прежде нисколько не верил в народные приметы, а сегодня утром увидел, как кот умывается, сам сказал: «Надо гостей ждать».

Напоминание о народных поверьях вызвало одно воспоминание у Пущина, он поспешил им поделиться:

— Господа, теперь я достоверно знаю, что Пушкин изменил своему желанию приехать в Петербург по моему приглашению в декабре двадцать пятого года из-за того, что, когда он выехал из Михайловского, дорогу ему перемахнул заяц. Пушкин был суеверен и возвратился домой. Не случись этого. Александр Сергеевич вполне мог со мной оказаться четырнадцатого декабря на Сенатской площади. Я даже убежден, что так бы и было.

— Весьма возможно, разделив вашу участь, он остался бы жить до сих дней, — заметил Раевский.

— Нет, — возразил Пущин, — я уверен, что такая жизнь, в которой впоследствии оказались мы, иссушила бы его могучий талант, и мы не имели бы того Пушкина, которого нам судьба подарила…

— Может быть, может быть, — согласился Раевский и рассказал друзьям то, что позже записал в своих воспоминаниях: «Я Пушкина знал как молодого человека со способностями, с благородными наклонностями, живого, даже ветреного. Его я любил по симпатии и его любви ко мне. В нем было много доброго и хорошего и очень мало дурного. Он был моложе меня пятью или шестью годами. Различие лет ничего не составляло. О смерти его я очень сожалел, и, конечно, столько же, если не более, сколько он о моем заточении и ссылке».

— Когда в последний раз я посетил Пушкина в Михайловском, — продолжал Пущин, — в разговоре мы незаметно коснулись подозрений на счет тайного общества. И тогда я сказал ему, что я не один поступил в это новое служение отечеству. Он вскочил со стула и вскрикнул: «Верно, все это связано с майором Раевским, которого пятый год держат в Тираспольской крепости и ничего не могут выпытать».

Слова Пущина растревожили Владимира Федосеевича, и он, желая уйти от грустного разговора, предложил:

— Господа, может, оставим хозяйку на время одну, пусть она займется подготовкой обеда, а мы тем временем совершим небольшую прогулку к полноводной Ангаре? Не грешно взглянуть и на мой запахший весной сад. Вам, Иван Иванович, все это знакомо, а для Сергея Петровича в новинку.

— Если Авдотья Моисеевна не возражает, то во мне может приобрести достойного помощника по части кулинарной. — улыбаясь, предложил Пущин.

— Помощники у нее отыщутся, Иван Иванович, а мы пойдем прогуляемся: день сегодня чудесный, — настаивая, хозяин шагнул к дверям.

Гости и хозяин вышли во двор и, повернув палево, по тропинке вошли в сад.

— Так вот какой у вас сад! — восхищенно протянул Трубецкой, разглядывая лиственницы, красивые приземистые ели и совсем незнакомые ему кусты.

— Сибирский, вечно зеленый. Могу заверить вас, господа. что в здешних местах другого такого сада вы не отыщете, — горделиво заявил Раевский. — Крестьяне во многом помогли. Бог весть откуда деревья привозили…

— Вы, Владимир Федосеевич, не сказали главного достоинства вашего сада, — заметил Пущин и постучал по стволу лиственницы, — ведь она способна простоять многие десятки, а то и сотни лет. Эта красавица будет радовать людям глаз и тогда, когда от нас праха не останется… Владимир Федосеевич оставит после себя прекрасный памятник, не то, что мы, — как бы сожалея закончил Пущин.

— Я, Иван Иванович, об этом никогда не думал. Единственное, чего желаю после себя, так это счастья моим детям, благополучия всем добрым людям… Лучшей доли нашему измученному трудовому люду…

— Все это нам понятно, милый Владимир Федосеевич, но, скажите на милость, откуда придет благополучие? Нищета и невежество подружились, и как будто надолго, — вслух размышлял Пущин. Трубецкой участия в разговоре не принимал. Он все время думал о своей больной жене.

Раевский посмотрел по сторонам и, словно убедившись, что их никто не слушает, продолжил:

— Я убежден, что дело, которое мы так неудачно пытались осуществить, не только возродится, но и когда-то получит успех…

В это время во двор Раевского зашел приехавший из губернии чиновник. Разговор прекратился.

По Петербургу распространялись слухи о болезни Николая I, однако истину мало кто знал. Но вот 18 февраля 1855 года в столичных газетах появился «Бюллетень № 1» о здоровье императора, в котором сообщалось, что «Его величество заболел лихорадкой». 19 февраля новый бюллетень извещал об усилении болезни, «что делает состояние его высочества опасным», а 26 февраля опубликован манифест о кончине императора…

В Западной Европе писали, что русский император умер еще 18 февраля. Смерть 58-летнего Николая была неожиданной почти для всех. Разнеслись слухи, что царь или отравлен, пли покончил самоубийством.

Известно, что 12 февраля во дворец была доставлена весть о поражении русских войск под Евпаторией. Герцен иронически заметил, что император умер от «Евпатории в легких». Хотя смерть Николая I остается загадкой и поныне, но тогда немногие утирали слезы. Большинство тайком поздравляли друг друга.

65 декабристов, упрятанных в Сибирь, пережил Николай I, а то меньшинство, что осталось, надеялись на помилование. Но последние слова умирающего императора, опубликованные в приказе наместника, — «Благодарю славную верную гвардию, спасшую Россию в 1825 году, равно храбрые и верные армию и флот» — подорвали эту надежду. «Мои кости останутся в Сибири, — писал Волконский сыну. — О себе не горюю — накликал на себя этот удар, родина и убеждения были причиной моего немалого самопожертвования… О себе не сетую; чем более испытал, тем в самом себе я становлюсь выше…»