Владимир Набоков. Русские романы - [10]

Летом 1921 года после блестяще сданных экзаменов Владимир и его сосед по Кембриджу Михаил Калашников отправились в Берлин. Там Калашников познакомил Набокова со своими двоюродными сестрами, Татьяной и Светланой Зиверт. Владимир сразу же увлекся младшей, шестнадцатилетней Светланой, а она – им, стройным, спортивным, светским юношей. Роман развивался стремительно, и стихи Набокова лились рекой.

Жизнь потихоньку стала выравниваться. Родители переехали в большую квартиру в центре Берлина. Там собирались их друзья и знакомые, политики и люди литературно-артистического мира русского Берлина. Отец Владимира стоял во главе большой русской газеты, а также крупного издательства «Слово» (больше его было только издательство Гржебина). В декабре 1921 года, после окончания семестра Набоков и его кембриджский друг де Калри отправились кататься на лыжах в Сан-Морис. На обратном пути они остановились в Лозанне и навестили бывшую гувернантку писателя мадмуазель Сесиль Миотон.

Несколько ранее Владимир заключил с отцом пари, что сможет перевести на русский «Кола Брюньона» Ромена Роллана и преуспел, при этом сохранив сочную телесную лексику Роллана, множество фразеологизмов и пословиц, частично придуманных самим автором. Набоков русифицировал имена героев, и в его переводе произведение стало называться «Николка Персик». Когда Владимир вновь приехал в Берлин на пасхальные каникулы, его перевод был уже набран в издательстве «Слово» и Гессен, как главный редактор, внес в корректуру свои поправки. Но Владимир не изменил ничего и все исправления стер резинкой.

28 марта 1922 года в Берлине должна была состояться лекция П. Н. Милюкова в зале Филармонии. К этому моменту в партии кадетов наметились серьезные расхождения. На съезде в Париже «Милюков и Набоков скрестили шпаги, – писал Гессен, – в результате часть кадетов вошла в образовавшийся Национальный комитет (“коалиция направо”), часть – в Учредительное собрание (“коалиция налево”)»[79]. Набоков считал, что надо опираться не на один класс, в частности на крестьянство, которое, по мысли Милюкова, должно восстать против большевиков, а создавать объединенный фронт всех демократических сил России. Милюков, возглавлявший крупную русскую парижскую газету «Последние новости», вел активную полемику с «Рулем».

Гессен вспоминает, как утром того же дня в редакции Набоков предложил ему напечатать приветствие Милюкову, которое заранее написал. Гессен обрадовался этой идее и поехал на встречу с Милюковым со свежеотпечатанным номером газеты с приветствием к нему. Но Милюков был непреклонен и считал примирение невозможным. Вечером зал Филармонии был полон. Лекция Милюкова называлась «Америка и восстановление России». Когда закончилась первая часть, из зала выскочил человек и с криком «За царскую семью и за Россию!» выстрелил в Милюкова. Но промахнулся. Прежде чем окружающие поняли, в чем дело, Владимир Дмитриевич Набоков сбил стрелявшего с ног и пытался его обезоружить. И тогда на сцену выскочил второй человек и три раза выстрелил в Набокова. Две пули попали в позвоночник, одна – в сердце. Набоков умер на месте. Первым стрелявшим был Петр Шабельский-Борк, вторым – Сергей Таборицкий. Оба они принадлежали к русским ультра-правым, которые считали, что Милюков в ответе за Февральскую революцию. С приходом Гитлера к власти С. Таборицкий и П. Шабельский-Борк стали членами национал-социалистической партии, а в 1936-м – заместителями председателя управления по делам российской эмиграции (УДРЭ), организации, которую курировало гестапо.

Сохранилась дневниковая запись Владимира о трагическом вечере 28 марта. Он рассказывает, как после счастливого дня со Светланой был вечером дома с матерью и читал ей стихи Блока об Италии. И вдруг раздался телефонный звонок. Звонил Гессен, который сообщил, что с отцом «большое несчастье», и просил приехать в зал Филармонии. Владимир пишет, как пытался успокоить мать, но она, как и он, почувствовала, что отца больше нет. По дороге в такси он вспоминал вечер накануне, разговор с отцом об опере «Борис Годунов». И о том, как отец передал ему газеты в дверную щель, от этого жеста Владимиру стало страшно, потому что руки не было видно[80].

Стоп! Не воспоминание ли об этом последнем разговоре подсказало Набокову первую часть фамилии для его героя, пишущего роман о погибшем отце, – Годунов – в «Даре»?! Цепкая память писателя сохраняла все детали произошедшей катастрофы.

На смерть отца Набоков написал стихотворение «Пасха», которое было напечатано в «Руле».

В мае Владимир вернулся в Кембридж, нужно было сдавать последние экзамены. И он их сдал блестяще. 20 июня состоялась церемония награждения: Владимир и Сергей Набоковы оба получили степень бакалавра второго класса.

На следующий день Владимир поехал в Берлин.

«Николка Персик» печатался в августовских и сентябрьских номерах газеты «Руль» и в том же 1922 году вышел отдельной книгой в издательстве «Слово». Спор с отцом Владимир выиграл, но отца в живых уже не было. Тогда же летом Набоков подписал с издательством «Гамаюн» в Берлине договор о переводе «Алисы в Стране чудес».