Владимир Мономах, князь-мифотворец - [12]

Например, А.В. Назаренко, пытаясь решить эту задачу, предложил оригинальную гипотезу, предполагающую, что Всеволод мог получить от Святослава часть Черниговской земли без Чернигова, однако с источниковедческой точки зрения более аргументированным представляется другое предположение исследователя, допускающее, что Святослав мог передать под контроль Всеволода Туров^{73}, где в 1076 г. мы встречаем Владимира Мономаха. В автобиографической части «Поучения» Мономах рассказывает следующее: «…Послал меня Святослав в Польшу, ходил я за Глогов, до Чешского леса, ходил в земле их 4 месяца. И в тот же год родился мой старший сын, новгородский. Оттуда пошел я к Турову, а на весну — к Переяславлю, а потом к Турову»^{74}.

Трудно не согласиться с О.М. Раповым, что, «когда в “Поучении” Владимир Мономах говорит о походах на Волынь и в Туровскую землю, из текста невозможно понять, в каком качестве он там выступал: как временный владетель указанных областей или просто как участник (а возможно, и руководитель) военных предприятий»^{75}, но вряд ли на протяжении одной и той же весны Мономах стал бы совершать два похода к одному и тому же городу, если бы не имел в нем постоянного местопребывания: в 1069 г. такой резиденцией для него оказался Владимир-Волынский, а в 1076-м — Туров.

В то же время вряд ли можно принять точку зрения тех исследователей, которые на основании процитированного выше фрагмента полагают, что в 1076 г. Мономах мог быть некоторое время князем в Переяславле^{76}, так как здесь, вероятно, следует подразумевать поездку сына к отцу, аналогичную той, что была предпринята в промежутке между пребыванием Мономаха в Берестье и Владимире весной 1069 г. Иное дело Туров, который принадлежал Изяславу Ярославичу, а после его изгнания, видимо, был уступлен Всеволоду Святославом, в то время как Мономах вместе со своим двоюродным братом совершал поход в Польшу. По свидетельству «Повести временных лет» под 6584 (1076) г.: «Ходил Владимир, сын Всеволода, и Олег, сын Святослава, в помощь полякам против чехов»^{77}.

Так они стали участниками большой европейской политики, проводившейся в жизнь новым киевским князем, — он сумел не только отговорить своего польского родственника Болеслава II от поддержки Изяслава, но и заключить с ним стратегический союз, следствием которого стала экспедиция Владимира и Олега. Как раз в этот период Центральная Европа оказалась расколота в результате противостояния двух крупнейших политических сил — Священной Римской империи и папства — высших светской и церковной властей, оспаривавших право вмешательства в дела друг друга. В борьбе, которая в конце концов приведет Германию и Италию к гражданской войне, а весь католический мир к церковной схизме, Болеслав II поддерживал папу Григория VII и потому находился во вражде с вассалом германского короля Генриха IV — чешским князем Вратиславом II (1061–1092), против которого ему и потребовалась русская помощь.

Согласно хронологическим расчетам В.А. Кучкина, конкретизировавшим летописную датировку путем сопоставления летописного известия с данными «Поучения», поход Владимира и Олега должен был начаться примерно в сентябре 1075-го и закончиться к началу 1076 г., когда у Мономаха родился старший сын Мстислав, а так как он был назван в крещении Федором (как предполагается — в честь святого Федора Тирона, день памяти которого отмечается 17 февраля и в субботу первой недели Великого поста), по всей видимости, его рождение имело место ранней весной 1076 г. — то есть на исходе 6583 г. (мартовского), к которому, согласно «Поучению», и относился поход Мономаха^{78}.

Чуть ранее датирует начало этой кампании А.Б. Головко, предполагающий, что она могла начаться уже во второй половине июля или первой половине августа 1075 г., заставив Генриха IV отказаться от карательных мероприятий в мятежной Саксонии и уйти в Чехию^{79}. Между тем известие Ламперта Герсфельдского о том, что в разгар военной кампании против саксов Генрих IV под нажимом своих людей, испугавшихся столкновения с превосходящими силами противника, «столь быстро, сколь было можно, вернулся назад в Чехию, откуда пришел», на которое ссылается исследователь, относится к сентябрю 1075 г.^{80}, что свидетельствует скорее в пользу датировки В.А. Кучкина.

Участвовал ли русский «экспедиционный корпус» в военных действиях или выполнял иные стратегические задачи на польско-чешской границе, ни летописи, ни хроники не сообщают[2]. Однако с геополитической точки зрения подобная военная демонстрация оказалась весьма своевременной. Дело в том, что, не сумев разыграть «польскую карту», Изяслав Ярославич принял решение попытать счастья в имперском лагере.

Как рассказывает Ламперт Герсфельдский, в начале 1075 г. к германскому королю в Майнц явился «король Руси по имени Димитрий (крестильное имя Изяслава. — Д.Б.), привез ему неисчислимые сокровища — золотые и серебряные сосуды и чрезвычайно дорогие одежды, и просил помощи против своего брата, который силою изгнал его из королевства и сам, как свирепый тиран, завладел королевской властью. Для переговоров с тем о беззаконии, которое он совершил в отношении брата, и для того, чтобы убедить его впредь оставить незаконно захваченную власть, иначе ему вскоре придется испытать на себе власть и силу Германского королевства, король немедленно отправил Бурхарда, настоятеля Трирской церкви. Бурхард потому представлялся подходящим для такого посольства, что тот, к кому посылали, был женат на его сестре, да и сам Бурхард по этой причине настоятельнейшими просьбами добивался от короля пока не предпринимать в отношении того никакого более сурового решения»