Владимир Басов. В режиссуре, в жизни и любви - [40]

Владимир Басов-актер действительно создал на экране целую галерею неповторимых и запоминающихся образов. Его называли «гоголевским актером», «булгаковским актером». Примечательно, что все его герои в сценариях были вполне нормальными, обычными людьми, мотивы поведения которых были понятны и вполне объяснимы. Но именно Басов вносил в каждую роль что-то свое, особенное и превращал эпизодический персонаж в яркую краску, придававшую сцене, а порою и фильму в целом изрядную долю парадоксальности и эксцентрики.

Он сам сознательно искал эти неожиданные повороты, говоря о себе коллегам: «Я – эксцентрик. Я люблю то, что находится вне центра. Еще в детстве, приходя на аттракцион «крутящийся диск», я не лез в середину, а располагался с краю. Испытывал радость, когда центробежная сила сбрасывала меня, и не завидовал тем хитрецам и осторожным, которые удерживались около центральной оси. Мне нравится играть необычных, странных человечков, озадачивать зрителя: ты думал, я такой, а я вот этакий, привыкай думать по моим правилам. Эксцентрика – это совсем необязательно смешное».

И поэтому в его «послужном списке» особняком две работы – Смычков и Лужин.

Музыкант Смычков – герой новеллы «Роман с контрабасом» в фильме Михаила Швейцера «Карусель», снятого по мотивам ранних юмористических рассказов Антона Чехова. Приключения Смычкова проходили сквозной нитью через всю картину – к ним режиссер возвращался снова и снова, через другие сюжеты и новеллы. И анекдот о контрабасисте, у которого во время купания коварным образом похитили одежду, постепенно превращался в рассказ о «человек в футляре любви». О том, как просто оказаться перед всем светом по-младенчески голым и незащищенным. О том, что смешная история имеет почти трагический оттенок, – внезапно вспыхнувшая в музыканте любовь к прекрасной незнакомке с удочкой стоила несчастному влюбленному рассудка.

И в этом фильме Басов был абсолютно «чеховским актером» – смешным и грустным одновременно. Его герой обладал энергетикой и выразительностью «маленького человека Чарли» – в его роли почти не было слов, и первые сцены его появления в фильме напомнили о временах дозвукового кино. Сначала он шел весь строгий и озабоченный – в концертном фраке, цилиндре и с контрабасом, но идиллическая картина тихой речки сбила Смычкова с пути заработка. Сбросив одежду, он погрузился в чудные воды, которые, вместо того чтобы охладить, принесли Смычкова к красавице «рыбачке». И благодатное умиление отразилось на его неказистом лице – Смычков влюбился. Басов играл человека, вмиг потерявшего чувство реальности, – его герой долго смотрел просветленным от любви взглядом на предмет своего обожания, а потом бросался срывать полевые цветы и речные лилии-кувшинки. И, мечтательно улыбаясь своим, невидимым зрителю, фантазиям, подплывал к удочке, чтобы привязать к ней с любовью собранный букет – знак сердечного признания.

А потом наступало время прозрения: вернувшийся на берег Смычков обнаруживал, что ограблен, – у него не осталось ничего, кроме цилиндра на голове и контрабаса в футляре. Любовь сыграла с музыкантом злую шутку, но не оставила его – вскоре к нему, мерзнущему под мостом, присоединилась и «дама его сердца», одежда которой тоже подверглась нападению неизвестных грабителей. И вот он – новый поворот сюжета и новое состояние героя: голый Смычков благородным жестом отдает футляр от контрабаса обожаемой им красавице, которая оказывается княжной Бибуловой, на чьей помолвке он и должен был играть этим вечером, и взваливает футляр на плечи. Смычков несет футляр с княжной через весь фильм, словно несет свой крест – крест незвано вспыхнушей любви и возникших как следствие рыцарских обязательств. «От эпизода к эпизоду, подчас далеко отстоящих друг от друга, Басов вел своего героя через разные состояния: умиротворенное, растерянное, удрученное, наконец, смиренное, демонстрируя совершенное владение собственной пластикой, ритмикой, мимикой», – писали о Басове—Смычкове.

Басов играл не просто человека, попавшего в нелепую ситуацию, а музыканта, натуру высокохудожественную, а значит – всегда готовую гоняться за призраком любви, даже если гоняться-то уже не за чем: пока Смычков пытался настигнуть грабителей, футляр с княжной подбирали его коллеги, тоже спешившие на концерт в имение Бибуловых. Но для Смычкова—Басова его «контрабас» с ангельским личиком и божественными формами навсегда остался в том пропавшем футляре, который он продолжал искать всю жизнь…

Особо рецензенты отмечали глаза и неповторимую басовскую интонацию. «Поразительно, – писала А. Кагарлицкая, – как почти бесстрастно могут звучать на бумаге слова, лишенные знакомой музыки басовской речи. Густой, низкий, басовитый голос, вероятно, достался ему от деда-попа… Интонация неповторимая, всегда определенная и артистичная – ею Басов владеет в широчайшем диапазоне, чувствуя, на каком слове, даже слоге, ограничиться полутонами, а где взять интервал чуть ли не в октаву. Собственно, уже одна интонация у него становится характеристикой – труса или храбреца, злого или доброго, отъявленного подлеца или так себе, ничтожества».