Владеющие - [8]

После того, как круглый столик и два кресла были передвинуты с центра комнаты к стене, Лугарина вдруг спросила гортанным голосом, пристально глядя на своего помощника:

— Вы никуда не торопитесь, Евгений Викторович? Не хотите ли составить мне компанию, выпить чашечку кофе? Не растворимого. У меня есть отличный зерновой кофе. Видите кофемолку, умеете ею пользоваться?

— Нет. То есть, да. Не тороплюсь, — сказал торопливо Евгений. Черт возьми, откуда она мое отчество знает? — Я умею молоть кофе.

— Распоряжайтесь здесь, сударь. А я пока пойду на кухню, поставлю на огонь чайник. Предпочитаю по утрам китайский чай. Да, кстати, не надо поминать, особенно с утра, черта, — последние слова старуха недовольно пробурчала уже от самого порога комнаты.

Владимиров подошел к серванту, из жестяной коробки, на крышке которой был нарисован дракон, насыпал горсть зерен в антикварную кофемолку и стал крутить ручку, но какая-то смутная мысль будоражила, не давала покоя.

— А я ведь вслух не чертыхался. Только подумал про отчество, — бросило в жар Евгения, — Ух, может у меня уже глюки начались, заговариваться начал. Говорю, что думаю. Нет, не так. Думаю, что не говорю, а говорю, что думаю.

В комнату вошла старуха. В руках она держала небольшой поднос, на нем пыхал парком пузатый фарфоровый чайник. Она поставила поднос на круглый столик, достала из серванта вазочку с печеньем, сахарницу, пару розеток, села в кресло, взглянула на кофемолку в подрагивающих руках Евгения.

— Ах, оставьте это, — успокоительно сказала Лугарина, приглашая его жестом за стол, — Возьмите вон тот большой бокал. Я вам лучше налью крепкого чая побольше. И здоровье поправите, да и разговор у нас предстоит долгий. Если вы, конечно, не возражаете против компрометирующего вас уединения с одинокой женщиной. Хотя нет, конечно, не возражаете. Я же вижу, как вы на меня иногда смотрите. Может быть, Евгений, вы хотите в любви мне признаться? Ладно, ладно, не краснейте. Я пошутила. Пробуйте мед. Это настоящий бурзянский дикий мед бортовой пчелы. Лекарство от всех болезней, и от вашей тоже. Ну, если пиво не считать…

— Блин, молотит, как кофемолка. У старухи язык, словно у змеи жало, — подумал Евгений, посмотрел на закашлявшуюся вдруг Лугарину, которая прикрыла лицо ладонями, и сказал:

— Большое спасибо за приглашение. Да, я давно хотел с вами поговорить. Хотя смею вас заверить, что это чисто профессиональное любопытство журналиста. Уж очень вы отличаетесь от других соседок. Есть в вас какая-то тайна.

— Ладно, Евгений, не оправдывайтесь и не льстите, — улыбнулась Анастасия Александровна, — Как нынче говорит молодежь, я уже большая девочка, и все понимаю. Вы милый, но несчастный, судьба к вам несправедлива. Вы живете не свою жизнь, и чувствуете это. Вы чувствуете это, а я это знаю. Но теперь все будет по-другому. Я вам помогу. Верите ли вы мне, Женя?

— Да. Я ждал чего-то подобного с первых минут нашей встречи, Анастасия Александровна, — Владимиров судорожно сжал пальцами горячий бокал, — Целых полгода я хотел сам заговорить с вами. Просто поговорить. Теперь я понимаю, что наша встреча не случайна. Только я не могу понять, почему и зачем нас свела судьба. Знаете, я перестал видеть сны уже полгода, с того самого дня, как переехал сюда. Это были не простые сны, а будущие события, почти всегда несчастные случаи или катастрофы. Такие сны иногда называют «вещими». Я так страдал, ведь мои сны всегда сбывались. Но мне ни разу никто не поверил. Ни разу я не смог предотвратить того, что я видел. Теперь я перестал видеть эти сны, но мне не стало лучше на душе. Извините меня, я, наверное, кажусь вам сумасшедшим. Нет, я нормальный человек, не бойтесь меня. Знаете, я хотел задать вам так много вопросов, а несу какую-то чушь…

— Ничего, ничего, Евгений. Не волнуйтесь, — старуха наклонилась вперед, положила горячую ладонь на запястье левой руки собеседника, крепко сжала пальцы, — Это не чушь. И я уже давно ничего и никого не боюсь, ничему не удивляюсь. Сны вы перестали видеть после нашей первой встречи. Это правильно. Человеку не нужно знать о будущем того, чего он изменить не в силах. Да и вообще лучше не знать будущего, его нельзя знать наверняка, оно переменчиво. Вы не сумасшедший, хотя после вашего погрома на Главпочтамте нормальным вас тоже назвать трудно. Женя, вы можете рассказать мне об этом случае подробнее?

Евгений озадаченно посмотрел на старуху. Откуда она знает? О последнем случае, в отличие от нескольких предыдущих попыток изменить будущее, знали всего несколько человек в городе. А они по долгу своей службы отнюдь не болтуны.

Первого сентября Евгений фотографировал праздничную линейку в школе, которую заканчивала его дочка, а ночью проснулся от собственного крика. Сон напоминал голливудский триллер. Панорама огромного города с небоскребами, отражающимися в воде то ли реки, то ли морского залива. Над городом высятся две огромные цифры, как исполинские башни. Это две единицы. И вдруг цифры загораются, огонь охватывает полнеба. Цифры горят, рушатся на город, который скрывается в дыме и темноте. Днем Владимиров почти не вспоминал про непонятный ночной сон, наверное, дочка в школе единиц нахватает, утешал он себя. Но вечером, когда по телевизору показывали очередную американскую комедию, он увидел на телеэкране точную картину из своего ночного кошмара. Это была уже ставшая голливудской классикой панорама Нью-Йорка, только вместо единиц — два совершенно одинаковых громадных небоскреба. Евгений понял, что в отличие от предыдущих снов, он увидел не только катастрофу, но и дату трагедии — 11 сентября.