Вкушая Павлову - [75]
Во время этого короткого перехода я стараюсь быть с ним любезным; но с некоторыми людьми быть любезным невозможно. Вскоре он затевает ссору…
— Почему вы потребовали, чтобы фрау Дейч отказалась от меня?
Тон воинственный, пожирает меня выпученными глазами.
— Ничего я не требовал. Я предложил ей выбор. Мы зашли в тупик. Она говорила только о вас. Это мешало мне проводить ее анализ. У нее была слабость к бабникам.
— Ха! — Он презрительно смеется. — Бабник! И это говорите мне вы! Вы! А кто держал пациенток за ручку до и после сеанса? Некоторые из тех, кто прошел через это, потом говорили, что вы — мистический Дон Жуан. Ваше прикосновение казалось им объятиями Каменного гостя.
Не обращаю внимания на это грубоватое сравнение и лишь замечаю:
— А она утверждала, что вы только обо мне и говорили, поскольку знали, что фрау Дейч имеет прямой выход на меня.
— Я был вынужден говорить о вас — все ее мысли были заняты только вами.
— Значит, вы согласны со мной, Виктор: ничего хорошего из этого не получилось.
— Меня должны были взять вы. А она была зеленым новичком.
— Но преданным человеком. Она не пыталась уничтожить меня, сводя счеты с собственной жизнью.
Он молчит. Его глаза влажны, как широкие серые окна, в которые бьются морские брызги. Мне становится жаль его; в конце концов, мы больше никогда не увидимся. Накрываю его руку своей. И явственно ее осязаю — в отличие от Синьорелли, которого пытался обнять. Интересно, значит ли это, что привидениям требуется несколько столетий для того, чтобы стать неосязаемыми?
— Может быть, вы и правы, Виктор. Может быть, я должен был взять вас, а не ее. Она мне так иногда надоедала своей болтовней о детских подгузниках и отлучении от груди. Пару раз я даже начинал дремать; моя сигара падала на пол.
— Правда? — На его лице слабая улыбка.
— Да! Мне было очень стыдно!
— Качка уменьшилась. Не хотите ли подняться на палубу?
Мы встаем, хватаемся за поручень и поднимаемся навстречу бьющему в лицо ветру. Тауск прав: море успокаивается и видимость улучшилась. На палубе мы опираемся о перила, вдыхаем соленую пену. Это возвращает меня к моему путешествию в Америку — я так же стоял на палубе, опираясь о перила, а по бокам от меня были Юнг и Ференци. Мы анализировали сны друг друга. А потом провели тот необычайный сеанс. Я вам о нем не рассказывал. А теперь, боюсь, уже поздно. Ну да ладно!
— Сегодня ночью мне приснилась фрау Дейч, — стараюсь я перекричать ветер. — Мне снилось, что она умерла.
Он кивает, но мне кажется, моих слов он не расслышал. Я беспокоюсь об Анне. Удар. Почему мне это приснилось?
Он вскидывает руку:
— Белые утесы!
Я всматриваюсь и тоже вижу их в голубом просвете: Дуврские утесы.
— Хорошо, я вас прощаю, — говорит он со вздохом, переходящим в кашель. — Но сколько человек из вашего окружения покончили с собой! Федерн, Зильберер, Вейнингер, Штекель, Карин Штефен, Евгения Сокольницкая, Татьяна Розенталь, Шреттер, Мейер, Пек, Кахане, Хонеггер, фрау Кремцер, Вайсс, ваша племянница Мауси, я сам, а еще, возможно, Эмануил и, возможно, Йон…
Я мрачно улыбаюсь:
— Так-то оно так, но я выжил, несмотря на все покушения на мою жизнь.
Я рассказал почти все о моей краткой встрече с Тауском. Я ясно дал ему понять, что приезд его ко мне в Лондон нежелателен. Он сказал, что работает над темой печали Шхины. По его мнению, Шхина печальна потому, что пытается дать жизнь как можно большему числу созданий, старается давать жизнь «с избытком», если воспользоваться новозаветным выражением.>{159} Но даже если она даст жизнь бессчетному числу тварей, останется столь же бессчетное число тех, кто готов к жизни, но не получает ее. Тауск называет эту работу логическим продолжением своего раннего исследования по шизофрении.
Он всегда был оригинальным мыслителем, но, увы, слабохарактерным человеком. Он слишком легко влюблялся, и это сделало его жестоким. Никогда не доверяйте голубоглазым блондинам.
глава 44
У доктора Тод устрашающая внешность. Она живет в викторианском доме — довольно бестолковом сооружении. Этот дом, под названием «Три Ларца», расположен у самых белых утесов. У доктора Тод репутация человека, который видит людей насквозь. Анна решила, что мне следует побывать у нее; она явно рассчитывает, что длительный анализ вызовет у меня интерес и смерть можно будет отложить.
Я лежу на ее лиловой кушетке; она сидит позади меня. Она вовсе не намерена давать мне свободно растекаться ассоциациями; она обрывает меня…
— Где вы были до рождения?
— Не знаю.
— Кто были ваши родители?
— Точно не знаю.
— Кто ваша жена?
— Тоже не знаю точно.
— Итак, профессор, ваша дочь прислала мне ваши незавершенные мемуары. Я прочла их с интересом. Там, конечно, много вранья и других самооправданий, но это, как вы и сами знаете, дело обычное, к тому же ложь гораздо поучительнее правды. Я бы сказала, что вы — безумное нагромождение иррациональностей. Всю жизнь вас преследовали бесы. Поэтому вы и пытались выставить свою жизнь упорядоченной и рациональной; вы всех дурачили. Втайне, причем даже себе вы не отдавали в этом отчета, вы хотели, чтобы каждый был пьян сексом, поэзией, сказочной внутренней драмой. В каждом мужчине вы видите Эдипа, а в каждой женщине — Электру. Вы одержимы людьми, вы жаждете чувственно познать всех, кто живет на земле, всех, кто жил прежде. Но это невозможно — даже для вас… Мне понравилась ваша мысль о том, — продолжает она после долгой паузы, — что жизнь — это перепевы нескольких важных сновидений. Но вы остановились на полпути. А между тем целое столетие истории — лишь маленький фрагмент сна, который видит Шхина. Надеюсь, что помогла вам. С вас двадцать гиней.
D. M. THOMASthe white hotelД. М. ТОМАСбелый отельПо основной профессии Дональд Майкл Томас – переводчик Пушкина и Ахматовой. Это накладывает неповторимый отпечаток на его собственную беллетристику.Вашему вниманию предлагается один из самых знаменитых романов современной английской литературы. Шокировавший современников откровенностью интимного содержания, моментально ставший бестселлером и переведенный на двадцать с лишним языков, «Белый отель» строится как история болезни одной пациентки Зигмунда Фрейда. Прослеживая ее судьбу, роман касается самых болезненных точек нашей общей истории и вызывает у привыкшего, казалось бы, уже ко всему читателя эмоциональное потрясение.Дональд Майкл Томас (р.
Вслед за знаменитым «Белым отелем» Д. М. Томас написал посвященную Пушкину пенталогию «Квинтет русских ночей». «Арарат», первый роман пенталогии, построен как серия вложенных импровизаций. Всего на двухста страницах Томас умудряется – ни единожды не опускаясь до публицистики – изложить в своей характерной манере всю парадигму отношений Востока и Запада в современную эпоху, предлагая на одном из импровизационных уровней свое продолжение пушкинских «Египетских ночей», причем в нескольких вариантах…
Повести и рассказы молодого петербургского писателя Антона Задорожного, вошедшие в эту книгу, раскрывают современное состояние готической прозы в авторском понимании этого жанра. Произведения написаны в период с 2011 по 2014 год на стыке психологического реализма, мистики и постмодерна и затрагивают социально заостренные темы.
«Улица Сервантеса» – художественная реконструкция наполненной удивительными событиями жизни Мигеля де Сервантеса Сааведра, история создания великого романа о Рыцаре Печального Образа, а также разгадка тайны появления фальшивого «Дон Кихота»…Молодой Мигель серьезно ранит соперника во время карточной ссоры, бежит из Мадрида и скрывается от властей, странствуя с бродячей театральной труппой. Позже идет служить в армию и отличается в сражении с турками под Лепанто, получив ранение, навсегда лишившее движения его левую руку.
Ольга Леднева, фрилансер с неудавшейся семейной жизнью, покупает квартиру и мечтает спокойно погрузиться в любимую работу. Однако через некоторое время выясняется, что в ее новом жилище уже давно хозяйничает домовой. Научившись пользоваться интернетом, это загадочное и беспринципное существо втягивает героиню в разные неприятности, порой весьма опасные для жизни не только самой Ольги, но и тех, кто ей дорог. Водоворот событий стремительно вырывает героиню из ее привычного мирка и заставляет взглянуть на реальный мир, оторвавшись, наконец, от монитора…
Вена, март 1938 года.Доктору Фрейду надо бежать из Австрии, в которой хозяйничают нацисты. Эрнест Джонс, его комментатор и биограф, договорился с британским министром внутренних дел, чтобы семья учителя, а также некоторые ученики и их близкие смогли эмигрировать в Англию и работать там.Но почему Фрейд не спешит уехать из Вены? Какая тайна содержится в письмах, без которых он категорически отказывается покинуть город? И какую роль в этой истории предстоит сыграть Мари Бонапарт – внучатой племяннице Наполеона, преданной ученице доктора Фрейда?
Герберт Эйзенрайх (род. в 1925 г. в Линце). В годы второй мировой войны был солдатом, пережил тяжелое ранение и плен. После войны некоторое время учился в Венском университете, затем работал курьером, конторским служащим. Печататься начал как критик и автор фельетонов. В 1953 г. опубликовал первый роман «И во грехе их», где проявил значительное психологическое мастерство, присущее и его новеллам (сборники «Злой прекрасный мир», 1957, и «Так называемые любовные истории», 1965). Удостоен итальянской литературной премии Prix Italia за радиопьесу «Чем мы живем и отчего умираем» (1964).Из сборника «Мимо течет Дунай: Современная австрийская новелла» Издательство «Прогресс», Москва 1971.
Таиланд. Бангкок. Год 1984-й, год 1986-й, год 2006-й.Он знает о себе только одно: его лицо обезображено. Он обречен носить на себе эту татуировку — проклятие до конца своих дней. Поэтому он бежит от людей, а его лицо всегда закрыто деревянной маской. Он не знает, кто он и откуда. Он не помнит о себе ничего…Но однажды приходит голос из прошлого. Этот голос толкает его на дорогу мести. Чтобы навсегда освободить свою изуродованную душу, он должен найти своего врага — человека с татуированным тигром на спине. Он должен освободиться от груза прошлого и снова стать хозяином своей судьбы.
Роман-антиутопия талантливого английского писателя А. Гарленда о самосознании наших молодых современников, выросших в городских джунглях в условиях глобальной коммерциализации мира.Архетипический мотив поисков земного рая, его обретение и разрушение обнаруживают внутреннюю противоречивость и духовный трагизм поколения без иллюзий.Сочетание серьезной проблематики с сюжетной динамикой, оригинальность стилистических решений делают книгу Гарленда достойной внимания широкого круга читателей.
Впервые на русском — новый роман Брэдбери.Роман, писавшийся более полувека — с 1945 года до 2000-го — от одной символической даты до другой.Роман, развившийся из рассказов «Апрельское колдовство», «Дядюшка Эйнар» и «Странница», на которых выросло не одно поколение советских, а потом и российских читателей. Роман, у истоков которого стоял знаменитый художник Чарли Аддамс — творец «Семейки Аддамсов».И семейка Эллиотов, герои «Из праха восставших», ничуть не уступает Аддамсам. В предлагаемой вашему вниманию семейной хронике переплетаются истории графа Дракулы и египетской мумии, мыши, прошедшей полмира, и призрака «Восточного экспресса», четырех развоплощенных кузенов и Фивейского голоса…
Элен — любовница женатого мужчины. Конечно, она просит его жениться на ней, конечно, он всегда отказывает. Однажды она исповедуется в своём грехе католическому священнику-ирландцу, и положение меняется.
В своем первом большом романе «Смерть — дело одинокое», написанном через 20 лет после романа «Что-то страшное грядет», мастер современной фантастики Р. Брэдбери использует силу своего магического дара совершенно по-новому и дарит нам произведение, которое является вкладом в жанр крутого детектива и одновременно с мягкой ностальгией воскрешает в памяти события 1949 года и маленький городок Венеция в Калифорнии.