Вкус жизни - [10]

Она слышала меня, несомненно, но не показала этого, ни единым движением. Но я не имею права сдаваться.

Весь день я преследовала ее повсюду, куда могла попасть. Я впервые так смело покидала место у большого зеркала, мечась в темноте. Тогда-то и выяснилось, что я могу видеть из всех отражающих поверхностей, которые есть в доме. Так я и ходила за ней, то на кухню, то ванную, то в прихожую.

Она намеренно игнорировала мои попытки заговорить с ней, спокойно собирая чемоданы.

Алексей под благовидным предлогом был выслан из квартиры. Она все продумала и целенаправленно готовилась к отъезду, понимая, что у нее есть все шансы сбросить со счетов третьего лишнего.

— Ты, дрянь! — завопила я не сдержавшись.

Она впервые за день подняла глаза прямо на меня.

— Прости, но это конец.

Полотенце, наброшенное на зеркало в прихожей, скрыло ее от меня. Она целенаправленно завешивала все мои оконца, отбирая любую возможность подсмотреть или заговорить.

Я стояла у последнего зеркала в спальне, ожидая печального конца, ведь моя копия уже приготовила простыню и для этого последнего источника света.

— Что ты делаешь? — полюбопытствовал Алексей.

— Накрываю, чтобы не запылилось, — ответила она.

— Мы ж всего на неделю, усмехнулся он.

— Я не теряю надежды, что ты украдешь меня у всего мира, — обняла она его за плечи у большого зеркала, единственного, что еще было мне доступно.

— С удовольствием, любимая.

Когда Алексей вышел, моя копия, усевшись за туалетный столик, с маленькой толикой грусти посмотрела мне в глаза.

— Ты сама виновата. Это место предназначено для того, кому оно по — настоящему нужно. Мне нужно.

Что я могу сказать. Мне нужнее! Она не поймет. Она уверена, что знает и чувствует его лучше. Неправда. У нее были только эти несколько дней, мне принадлежала вся его жизнь со всеми взлетами и падениями. Я была с ним, когда наше чувство состояло лишь из мимолетной симпатии. Я была с ним, когда чувство расцвело и превратилось в пожар. Да я была и тогда, когда оно начало гаснуть. Но и это тоже принадлежит нам с ним, не ей.

Наше сражение взглядами прервал сам Алексей. Он прошел в комнату и, встав за моей копией, посмотрел в зеркало. Пусть он не видел меня в нем и даже не догадывался о том, что обнимает копию, зато я смогла насладиться его близостью. Он, сам не зная того, смотрел прямо мне в глаза.

— Роди мне ребенка.

В ожидании ответа он прикрыл глаза и уткнулся лицом в макушку моего отражения.

А я и мое отражение смотрели на Алексея со смесью благоговения и надежды. Я не раз пыталась поднять эту тему, но он все время находил тысячу причин отложить, еще подумать, дождаться лучшего момента. Наверное, он тоже чувствовал, что наши отношения висят на грани. А сейчас, как и я, осознал возможность не просто возрождения, а нового начала.

— Да, — шепнула я раньше, чем моя копия.

Взгляд женщины, так похожей на меня, зло сверкнул. Я с не меньшим напором вцепилась в нее взглядом не позволяя отвернуться.

— Это моя жизнь, мой мужчина. Я сама рожу ему сына. Я. Поняла меня?!

Она упорно молчала, но и взгляд не отводила.

— Я не позволю украсть их у меня. Мои. Они мои!!!

Я уже не шептала, я кричала во все горло.

— Слышишь, ты, жалкая подделка?!

Я увидела, как она слегка дернулась. Женщина в зеркале вдруг изменилась в лице и напряжено вцепилась руками в туалетный столик.

— Ты всего лишь ошибка оптического эффекта.

Очевидно, она хотела отшатнуться от зеркала, но не смогла отвести глаз от него. Ее стало мелко потряхивать и лоб покрылся испариной.

— Надя, что с тобой? — взволнованно позвал Алексей. — Надюш, не пугай меня.

Беспокойство в голове Алексея резануло по нервам. До смерти захотелось обнять его и успокоить.

— Все хорошо, — ответила я помертвевшими губами.

— Уверена?

— Да.

Я замолчала. Он ответил мне, не ей.

С трудом превозмогая оцепенение я, еще не веря, обернулась на мужа. Он был там, вернее здесь. И я была здесь, в своей комнате. А он рядом. Живой, настоящий, мой.

Могу ли я верить своим глазам или это новый виток моего сумасшествия? И если это так, то я не хочу приходить в себя. Хочу остаться в этом блаженном безумии.

Я вцепилась в мужа как утопающий за соломинку. Покрывала его лицо поцелуями и сжимала в объятиях, как самое ценное и желанное. Ведь так оно и есть.

— Родной мой. Любимый. Лешенька, дорогой, — не останавливаясь, тараторила я как заведенная, не в силах ослабить объятия. Я чувствовала, как слезы орошают лицо, как дрожат губы, как сбивается дыхание.

— Это значит «да»? — истолковал он по- своему мою одержимость.

— Да! Да! Да! — почти кричала я. — На все «да»! Всегда!

Мне понадобилось еще немало времени, чтобы прийти в себя, чтобы отцепить скрюченные он напряжения пальцы от его рубашки. А потом целовала, целовала и целовала, забыв обо всем и обо всех.

В ответ он ласково гладил меня по волосам и плечам, пытаясь расслабить одеревеневшие от напряжения плечи. Нежно целовал припухшие от слез веки.

— Странно, но у меня такое чувство, что тебя не было дома очень долгое время.

— Целую вечность, — удалось выдавить мне.

* * *

Утром перед самым отъездом в запланированный не мною «медовый месяц» я разбила зеркало, больше не взглянув в него ни разу. Не знаю, была ли по ту сторону моя копия. Не знаю, видела ли она нас и не пыталась ли вернуться в мой мир. Не знаю и больше ничего не хочу о ней знать.