Вкус желания - [42]

С этими словами он вышел из комнаты. Амелия опустила глаза и увидела на подоле платья большое кофейное пятно.

Глава 13

В тот вечер при свете сальной свечи в своей спальне Амелия писала письмо лорду Клейборо. Перо в нескольких местах прорвало бумагу — настолько велико было нарастающее чувство тревоги и необходимости действовать. Она презирала себя за то, что поддалась отчаянию.

У Амелии возникло также искушение написать Элизабет, но она не могла позволить себе обременять собственными неурядицами свою подругу графиню Кресуэлл, состоящую в счастливом браке и через четыре месяца ожидающую первенца. Запечатав письмо и положив его на прикроватный столик, чтобы позже отдать лакею с наказом отправить, Амелия забралась в постель и позволила себе то, что делала редко, — раздражаться и нервничать. Она всегда считала бесплодное раздражение, проявлявшееся в тяжких вздохах и постоянном беспокойстве, пустой тратой времени и эмоций, не приносящей ничего, кроме неприятностей, и ничего не решающей. И все же ей пришлось признаться себе: ее физическая тяга к Томасу Армстронгу требовала каких-то действий, и если не кипения и раздражения, то чего-то близкого к этому.

Правда заключалась в том, что она не могла доверять себе, если находилась наедине с ним. И с этим ничего нельзя было поделать. Сегодняшний поцелуй показал это совершенно ясно, а ее платье с кофейным пятном, вызвавшее недоуменный взгляд Элен, стало вопиющим напоминанием об этом. Она оказалась не лучше тех женщин, кого он укладывал в свою постель. На самом деле, она была даже хуже, потому что он не ухаживал за ней, не дарил охапки цветов, не говорил красивых слов и не выказывал своего обожания. Нет. Она сдалась на его милость через две минуты после того, как сочла, что готова повесить, утопить или четвертовать его. Слово «смущение» никоим образом не соответствовало тому, что она на самом деле чувствовала.

Если бы только она могла отправить письмо лорду Клейборо с гонцом, как делала это в Лондоне! Два месяца назад по Лондону ходили анекдотические слухи о том, как один фермер нашел два мешка старых писем возле своего амбара, писем, отправленных два года назад. С тех пор Амелия не вполне доверяла почте.

Но это был не ее дом, и она не могла использовать слуг, как хотела бы. Более того, она никогда не смогла бы ухитриться это сделать, если бы поблизости находился виконт.

На следующее утро она сидела за своим письменным столом за пятнадцать минут до прихода виконта. Вчерашний поцелуй был еще жив в ее памяти, и Амелия старалась смотреть только на бумаги перед собой, притворяясь, что целиком погружена в работу, когда он вошел в кабинет.

— Доброе утро, Амелия.

То, как ее чувства ожили при его вежливом приветствии и пробудили к жизни каждый ее нерв, по-видимому, свидетельствовало о том, что его приветствие прозвучало интимно. Амелия бросила на него взгляд и коротко и резко кивнула. Она тотчас же заметила две вещи, первую из которых предпочла бы не замечать. Во-первых, ямочки на его щеках очень ему шли и делали его до невозможности привлекательным. Во-вторых, на нем был костюм для верховой езды, и это означало, что большую часть дня он проведет в конюшнях, а не в кабинете. Что было весьма утешительно.

— Отложите контракты, — сказал он, подходя к своему письменному столу. — Нынче утром мы едем кататься верхом.

Амелия резким движением подняла голову и уставилась на него широко раскрытыми глазами. Он смотрел на нее через стол, и в уголках его рта томилась едва заметная улыбка.

— Я предпочла бы не ехать, — сказала она лимоннокислым тоном, оправившись от изумления.

Он хмыкнул:

— Считайте эту поездку одной из своих обязанностей, хотя я склонен думать, что свежий воздух придется вам по вкусу. Ваш отец много раз говорил мне, что вы отлично ездите верхом. Я подумал, вам будет приятно снова взять в руки поводья.

Немыслимо, чтобы отец сказал о ней что-то хорошее.

Виконт, по обыкновению, это выдумал.

— Не припоминаю, чтобы верховая прогулка с вами числилась среди обязанностей, которые вы мне перечислили, когда я приехала.

Он снова рассмеялся, и ямочки на его щеках стали глубже и заметнее.

— Думаю, я упомянул об этом как о дополнительных обязанностях. Считайте это одной из них.

Амелия оглядела бумаги на столе и перевела взгляд на ненавистные каталожные ящики. Все равно что делать выбор между клубникой со сливками и вареной бараниной с картофелем. Ясно, что предпочтительнее.

— Я одета неподходяще для верховой езды.

Она указала на свое цветастое платье, выражая тем неискренний протест.

Лучшая и здравая часть натуры Томаса предпочла бы не видеть томление в ее взгляде, которому она пыталась противостоять. Это добавляло нежелательную сложность в их отношения.

Он спокойно спросил:

— Вам станет легче, если я скажу, что это не просьба, а распоряжение виконтессы?

«Томас, дорогой, почему бы тебе не предложить леди Амелии покататься верхом? Не могу представить, что бедная девочка сидит в четырех стенах целый день», — вспомнилось ему.

Амелия встала, и он отметил, что движения ее были грациозными, как у балерины. Поддержка его матери и желание побыть на свежем воздухе — от такой комбинации она, по-видимому, была не в силах отказаться.