Вкус заката - [3]

Я увела руки от клавиатуры и в наступившей тишине внимательно прислушалась к себе.

Спиртное я употребляю редко, но, как говорят в народе, метко и авторитетно заявляю: когда собираешься делать коктейль из виски с содовой, надо очень внимательно прислушиваться к своему внутреннему голосу, потому что он лучше знает, какой должна быть правильная пропорция между спиртным и газировкой.

Коктейль из виски с содовой – это вовсе не так банально, как может показаться. Это не просто выпивка! Это нечто среднее между сеансом экстренной психотерапии и скоростным погружением в глубокую медитацию. И соотношение ингредиентов напрямую зависит от того, насколько тебе в данный момент паршиво и насколько ты хочешь, чтобы стало хорошо.

По десятибалльной шкале в тот день мне было погано на девять с плюсом. Еще хуже мне было бы только в том случае, если бы я не помнила, что в дальнем углу пуленепробиваемой камеры пожаростойкого сейфа для документов как раз на такой экстраординарный случай пылится початая бутылка «Белой Лошади».

– Санчо, сбегай за колой! – крикнула я, вытащив пузатую емкость с золотым напитком на свет божий.

И, пошарив глазами по полкам с книгами и разнокалиберными спортивными кубками, добавила:

– И рюмку принеси!

– Айн момент! – бархатным тенором пропел из приемной мой помощник Александр, безропотно откликающийся также на Санчо.

Иногда, когда он уверен, что я в хорошем настроении и, следовательно, не казню его за нарушение субординации, он тоже называет меня в испанском стиле – Донна Анна. Когда же я в плохом настроении, меня лучше вообще не трогать, потому что я взрываюсь, как изъеденная коррозией глубинная бомба.

В роли коррозии, систематически подтачивающей крепость моей нервной системы, частенько выступает моя же нездоровая склонность к бурным и непродолжительным романам. Я до безобразия влюбчива, что в сочетании с изобретательностью и предприимчивостью обеспечивает мне нескучную личную жизнь на протяжении… гм… не скажу уже какого количества лет.

В каждую новую любовь я бросаюсь, как склеротический десантник без парашюта в воздушный океан. В затяжном полете захлебываюсь эмоциями, упиваюсь эйфорией свободного падения и, в кратчайшие сроки достигнув максимальной глубины интимных отношений, периодически нахожу себя на дне в виде бесформенных останков, на первый взгляд не поддающихся восстановлению. К счастью, это обманчивое впечатление: кусочки моего разбитого сердца собираются воедино так же легко, как шарики ртути. Но врожденным это качество не является, я воспитала его в себе годами мучительных тренировок.

В тот день я решила, что должна расстаться с Андреем. Это решение далось мне с большим трудом – в окончательной (хотелось так думать) версии я приняла его с четвертой попытки. Предыдущие три я позорно провалила, потому что мысль, в муках рождавшуюся в верхах – в моей голове, не поддерживали мои же низы. Ощущение вселенской пустоты в том женском месте, для которого еще не придумано приличного и не вычурного названия, возникало у меня всякий раз, когда я твердо говорила Андрею и самой себе: «Ну, все, хватит с меня, кончено, больше никогда! С тобой – ни-ког-да!» А хотелось всегда и с ним. С ним, именно с ним и только с ним!

День, два, три я героически сражалась со своей животной натурой, бестрепетно обрубая все контакты со впавшим в немилость любовником. Я запрещала всем, включая свой собственный внутренний голос, упоминать его имя. Я выбрасывала в мусор накопившиеся со времени предыдущей попытки разрыва письма, фотографии и мелкие подарки. Я выключала телефоны, не запускала скайп, игнорировала электронные сообщения, голубиную почту, морзянку, сигнальные флажки, ракеты и барабаны.

Санчо в эти периоды также переходил на осадное положение и стойко сражался с атаками удивленного, недоумевающего или разгневанного Андрея на своем рубеже. Полагаю, мой помощник делал это охотно и даже с удовольствием. Как все мужчины, он не чужд ревности и садизма, а потому в роковой час с радостью отшивает моих более или менее удачливых ухажеров изысканными фразами типа: «Анна Ивановна просила передать, что непременно встретится с Вами позже – в следующей жизни!»

Я выбралась из кресла и босиком – туфли остались лежать на боку под столом – прошлась вдоль стеллажа, присматриваясь к кубкам. Золотой, с серебряными ручками и неописуемыми финтифлюшками – приз за победу в шахматном турнире – показался мне подходящей посудиной. Я на глазок определила его емкость как пол-литровую, и внутренний голос заверил меня, что это самое то.

Слегка запыхавшийся Санчо ворвался в кабинет, когда я старательно и методично полировала внутреннюю поверхность кубка чистым носовым платком.

– Кола! – сказал мой помощник, поставив на край стола полуторалитровую бутыль. – И рюмка!

– Газировку оставь, а рюмку забери, она мне не понадобится, – распорядилась я, свинчивая пластмассовую крышечку.

– Помочь? – предложил Санчо.

– Береги маникюр, – отмахнулась я. – Все, спасибо, свободен! Дуй на пост.

– Вы бы полегче с виски, Анна Ивановна! – ретируясь, проворчал мой помощник. – Опять будет как тогда!