Вкус ужаса: Коллекция страха. Книга II - [34]

Она смотрела только на Чарльза, ждала его ответа, не хватаясь демонстративно за сумочку и не делая попыток встать. Их отношения напоминали Полу тщательно отлаженный механизм, части которого идеально сочетаются и взаимодействуют друг с другом. Он задыхался от зависти к ним. Тот факт, что оба были писателями а Чарльз к тому же лауреатом премии Буккера, — лишь подстегивало его негодование.

— Да, мне кажется, что разговор окончен. А ты как думаешь, Пол? — повернулся к нему Чарльз.

— Согласен. — Пол встал. — Пойдемте.

Они поднялись и начали надевать пальто. Николя осталась сидеть.

— У меня еще есть пиво.

На дне ее стакана болтался сантиметр жидкости и кусочек лайма.

— Конечно, дорогая. Не спеши.

Пол снова сел, в спешке толкнув стол. Тарелка с остатками карри упала на пол и разбилась.

— С чего ты вообще заговорила о евнухах? — спросил он, когда они с Николя остались одни и сели в машину.

Николя сосредоточенно изучала потеки дождя на стекле. Ее волосы растрепались, темные пряди упали на плечи, кончиками касаясь грудей, Николя, не считаясь с погодой, всегда носила одежду с глубоким декольте. Некоторое время она молчала. Порой такие затяжные паузы означали, что ответа не будет, сколько бы раз ни прозвучал вопрос. Сегодня Пол не был уверен, что решится повторить.

— Ой, ну не знаю, — отмахнулась она наконец. — Помнишь дворцовых евнухов у Шекспира? Я всегда хотела узнать, как они писают. У них там дырочка и им нужно садиться, как девочкам?

По крайней мере Пол понял: она была зависима от постоянных оскорблений и выпадов точно так же, как он был зависим от нее. А он добровольно отдался в рабство этой второсортной красотке. Ему очень хотелось сказать, что второго такого любовника Николя никогда не найти и что все, в чем он не дотягивает до ее детского идеала мужчины, он с лихвой компенсирует надежностью и выносливостью. Пол стиснул зубы, вспомнив, что в пабе, где они познакомились, Николя разрешила ему сесть рядом с ней лишь после упоминания о том, что он пишет сценарии для фильмов.

Славы сценариста хватило на два месяца, потом Николя начала понимать, что его работа не сулит ей никаких личных выгод.

— И как ты можешь такое писать, ты же никогда не был в Руанде? — возмущалась она «Боевым кличем», его первым и самым популярным фильмом.

— Исследования, — ответил Пол и увидел гримаску отвращения на ее лице.

То было началом краха иллюзий. Подвозя Николя домой, он чувствовал привычное желание развеять ее скуку, но это было так же безнадежно, как попытка слепить снежок из сухого песка.

— Еще рано, — сказал он.

— Я знаю, но у меня голова разболелась от этого места. Высадишь меня возле дома?

— Если тебе так любопытно, могу познакомить тебя с настоящим, — разыграл Пол свой последний козырь.

— Ты о ком?

— О евнухе.

Малколм был типичным американским метисом и любил говорить, что «одна моя половина родом с Ямайки, а вторая — из Калифонии». Он был помощником телеоператора в съемочной группе Калифорнийского университета Лос-Анджелеса, ему было чуть за двадцать, и он никогда не унывал. Два метра роста, которые сделали бы честь звезде баскетбола, венчались короной пронзительно-рыжих кудряшек. Пол избегал его с самого начала съемок: слишком уж легко Малколм заводил друзей и добивался уважения, а закулисные дрязги его словно не касались. Полу не нравилось в нем абсолютно все, особенно голос, пронзительностью напоминавший голос Майкла Джексона, и ленивые протяжные американизмы: «Ну и сценарий ты забабахал, чувак». Полу казалось, что именно такая непринужденная лесть и делала Малколма опасным.

Все изменилось, когда на одной из вечеринок Пол оказался рядом с Малколмом в очереди к бару.

— В этом мире невозможно победить, Пол, — произнес Малколм. — Я сказал девчонкам, что я гей, чтобы они перестали ко мне приставать. Теперь ко мне пристают парни.

Пол честно ответил, что сочувствовать не собирается. И едва сдержал жгущее язык «отвали!»

Малколм взял его за руку, и теплое дыхание с густым запахом алкоголя защекотало Полу ухо.

— Слушай, я говорю это только затем, чтобы ты не считал меня полным придурком: о сексе я могу забыть навсегда. — Малколм перешел на театральный шепот. — В десять лет у меня воспалились яйца, пошла инфекция, а о врачах я тогда ничего не знал. И запустил болезнь. А потом очнулся в палате и услышал от родителей, что мне «будут делать операцию». В процессе косорукий придурок со скальпелем перерезал нервы… Скажем так, невинности я лишился в очень юном возрасте. И в моей жизни прыжки в постель не входят в список приоритетов.

Пол уставился на него с удивлением и недоверием, но блестящие от выпитого глаза Малколма светились искренностью.

— Избавишь меня от сожалений? — добавил Малколм.

Пол смог кивнуть, только когда понял, что это не заигрывание, а просто приглашение налить. С трудом сдерживая тошноту, он извинился и сбежал. Это признание выбило его из колеи, испугало хаосом чужой жизни. Но Полу было стыдно за свой побег. Позже он нашел Малколма у миски с хрустящим печеньем и извинился.

— Да забей, — ответил Малколм, глядя поверх его плеча, словно на съемках сцены с извинением. — Меня первого понесло. Просто я всегда хотел рассказать об этом хоть кому-то. А вышло так, что рассказал тебе. — Он задорно улыбнулся.