Вкус терна на рассвете - [27]

В темноте мягкий бас моего соседа зазвучал и впрямь как будто бы увереннее, ровнее, а сам рассказ обрел связность и последовательность.

— Мы с братом раньше не встречались, я вырос в Москве, он здесь, в Киргизии. Наши матери родные сестры, а отец у него киргиз, молодец старик, одним из последних охотников на снежного барса был. Тогда я только что закончил аспирантуру, выдался у меня отпуск, ну, мать и отправила меня к сестре в Джалал-Абад. Брат был сильно занят, но мы все же находили время, чтобы поразвлечься. Сходили в горы пострелять уларов. Однажды в выходной день брат взял машину, и мы поехали в ущелье Кара-Алма. С нами были один корреспондент областной газеты с женой и знакомая девушка Алмаш. Ну, приехали в ущелье, брат с шофером остались разводить костер и жарить шашлыки, а остальные разбрелись по лесу собирать орехи. Там замечательные ореховые леса, грецкий орех валяется прямо под ногами, ходи да выбирай его из-под листвы. Представьте себе рай на земле, вот что такое Кара-Алма. Дикие яблони усыпаны плодами, причем это не кислятина какая-нибудь, а сочные, нежные яблочки, довольно вкусные. Деревья алычи с красными, черными, желтыми ягодами — совершенно, знаете ли, райские кущи. Ежевика черная, переспелая, на кустах. Горная речка — вода хрустальная, холодная, гремит, бежит между камнями.

Если вам когда-нибудь придется там побывать, то вы тоже, как и я, навсегда запомните эти места. Они останутся в вашей памяти как самое яркое видение. Извините, что я вынужден говорить так красиво, но что делать, если в жизни есть такие вещи, о которых мы не умеем говорить просто, хорошо и без этих красот… Вот если бы вы или я, скажем, попали в другие миры, на иную планету и у нас стали бы спрашивать, какая она, наша Земля, то мы бы в первую очередь вспомнили, наверное, о таких местах, как ущелье Кара-Алма. Наверное, и у вас в памяти есть что-нибудь подобное?

— Несомненно.

— А мне, признаться, даже не хочется больше побывать в Кара-Алме.

— Почему же? — удивился я.

— Боюсь чего-то… Не уверен, что новые впечатления будут такими же, как первые. Для этого понадобится стечение слишком многих обстоятельств. Ведь никогда уже мне не быть столь счастливым, свободным и молодым, как в тот год, когда я приехал к брату в Джалал-Абад. И не будет той погоды, того солнца, как в день нашей поездки в ущелье. Разумеется, что все такое может повториться — и погода, и солнце, и усыпанные яблоками деревья, да только не будет в райском саду одной распрекрасной Евы, которая и сделала счастливым для меня этот день. Я сейчас говорю не о девушке Алмаш, которую мой брат пригласил ради меня, чтобы я не скучал. Нет, я имею в виду другую — жену корреспондента Гаяну. Я с нею пошел за орехами, потому что идти в лес вдвоем с Алмаш было бы неудобно, девушка и так стеснялась той роли, что выпала, как она догадывалась, на ее долю. Корреспондент же был ее старым знакомым, даже родственником. И мы с Гаяной, прыгая по камням, перебрались через речку и пошли вверх по склону.

Сначала мы пробирались меж больших камней, они были теплые; я протягивал ей руку, когда было круто. Выше начались яблоневые заросли. Под деревьями в траве словно яркие ковры были разостланы — так много валялось паданцев. Среди яблонь мы с Гаяной уже затерялись, отбились от остальных. А скоро вошли под ореховые деревья. Это были настоящие гиганты! Я выломал две рогульки, и мы принялись шарить в палой листве, искать орехи.

Мой собеседник надолго смолк. Было, наверное, уже очень поздно. Гостиница погрузилась в образцовую казенную тишину. Сердце у меня сжалось. Я всегда в этот час представляю своих командированных собратьев, неизвестных мне деловых людей, которые с привычной сиротливостью лежат в своих одиноких постелях и, глядя во тьму, уносятся мыслями в тридесятое царство. Давно перестали греметь мужские голоса, которые в продолжение нашего разговора то и дело взрывались смехом, гомоном где-то внизу и, отразившись от стен внутреннего двора, грохотали, как в каменной шахте. В нарастающем высоком гуле промчалась по улице тяжелая машина, стала мирно затихать, удаляясь, и вскоре канула где-то в ночи. Туров поднялся, в темноте подошел к окну, постоял, прошел затем к столу, налил воды, брякая стаканом о графин, попил, звучно глотая, а после вновь лег в постель, заставив тяжко застонать пружины. Помолчав еще немного и вздохнув глубоко, он продолжал рассказывать:

— Поверьте мне, я никогда не был бабником. То есть прошу правильно понять меня: в этом вопросе я всегда был так называемым порядочным человеком. Большой процент нашего брата, мужчин, считает себя таковыми лишь потому, что они не соблазняют жен своих друзей и знакомых. И я был таким же — не более того. Еще со студенческих лет я отличался завидным постоянством: как врезался в одну на втором курсе, так и волочился за нею до окончания института, после чего моя красавица сделала шаг конем и выскочила замуж за одного молодого дипломата. Я и в аспирантуру, можно сказать, подался с огорчения, но очень скоро утешился, у меня появилась другая девушка, медичка, я познакомил ее с матерью, и, словом, вскоре решено было по всем правилам бракосочетаться, сыграть свадьбу… Вы слышите? Я не знаю, никак не могу объяснить того, что случилось в ореховом лесу. Бывает, что человек нечаянно совершит непоправимое преступление. А бывает, что он неожиданно поцелует в щеку женщину, вдохнет в себя что-то вместе с ее ароматом — и пропал навсегда. Что это? Судьба? Я всего лишь экономист и не разбираюсь в том, что такое судьба, рок, роковое предопределение. С Гаяной ведь знаком я был первый день. У нее уже было двое детей. Это скромная, в высшей степени чистая женщина, поверьте мне. Мы ничего не знали друг о друге, пожалуй, кроме того, что оба оказались людьми одной профессии: она тоже по образованию экономист.