Вкус дыма - [59]

Я решила отправиться в Гейтаскард. Я покинула хутор рано поутру, на своих двоих, и шла вдоль мутной Бланды вниз по течению, когда заметила группу людей, спускавшихся с восточного перевала. Они нагнали меня и моих спутников – тоже слуг по большей части, мы назвались друг другу, и подумать только – одним из этих людей оказался не кто иной, как мой маленький братик, только теперь совсем уже взрослый! Мы даже не узнали друг друга. Йоуас был потрясен. Он сжимал мою руку и называл меня сестренкой, а его спутники стали насмехаться над ним, когда заметили слезы в его глазах. Я тоже была рада встретиться с Йоуасом, однако заметила, что от него пахнет спиртным и одет он неряшливо. Он назвался слугой, но рекомендательного письма при нем не оказалось, и держался он беспокойно – так ведут себя бродяги, которых хватает в этих местах. Что-то мне подсказывало, что дела у брата не ахти, и сердце мое при мысли об этом защемило. В то утро мы болтали без умолку до самого Гейтаскарда, и я узнала, что детство Йоуаса выдалось таким же безрадостным, как мое собственное. Мама бросила его вскоре после того, как спихнула меня в Корнсау, и он рассказал, что его перебрасывали с одного хутора на другой, точно раскаленный уголек. Где сейчас пребывает Ингвельдур, Йоуас не знал; по мне, сказал он, так хоть в аду. Словом, оба мы были нищие, но только дела у Йоуаса оказались гораздо хуже. Он не умел ни читать, ни писать, а когда я предложила научить его грамоте, он разозлился и велел мне не задирать нос.

Йоуас и его спутники – чумазая орава, ни единого умытого лица – сообщили мне, что направляются в Гейтаскард узнать, не найдется ли для них временной работы, хозяйство-то там большое. В отличие от меня Йоуас не условился заранее о найме, однако я поручилась за него перед Вормом, и брата также приняли на работу. То были почти счастливые дни – во-первых, рядом со мной находился брат, хоть мы едва знали друг друга, а во-вторых, нам довелось работать в хорошем месте. В Гейтаскарде всегда было вдоволь еды – не то что в Гвюдрунарстадире, Габле или даже Гилсстадире. На тех хуторах случались времена, когда мне поневоле приходилось скармливать ребятишкам сальные свечи, а самой перебиваться клочками вареной кожи. К тому же и слуги в Гейтаскарде никогда не позволяли себе лишнего. Легко быть добродетельным, когда вокруг полно коров и коней, травы и масла, да еще вдоволь кормят мясом. Я сблизилась с одной из местных служанок, Марией Йоунсдоттир. Друзей у меня всегда было раз и обчелся, но Мария оказалась, подобно мне, приходской сиротой, и, наверное, это помогло нам в некотором роде найти общий язык.

Йоуасу как будто нравилось в Гейтаскарде, и я втайне этому радовалась. Вот только его приятелей я терпеть не могла. Шайка была та еще – пустоглазые, никчемные люди в грязных штанах, и гниды в волосах. Йоуас расчесал себе голову до крови. От нескольких этих типов Ворм избавился в первую же неделю – застиг их спящими за коровником, – да и все прочие тоже долго не продержались. Может, Йоуас все-таки был лучше своих сотоварищей, или на него благотворно подействовало мое соседство – не знаю, но он позволил мне отмыть его дочиста и вычесать гнид, а к тому же трудился не покладая рук. По вечерам, когда выпадало свободное время, мы разговаривали. Йоуас рассказал, что много слышал обо мне, что расспрашивал людей в округе и узнал, что я отправилась в Гвюдрунастадир. Он прибавил, что искал меня там, но так уж вышло, что я покинула хутор как раз перед тем, как Йоуас туда прибыл. Я не подала виду, но потом всласть поплакала, представляя, как брат разыскивал меня. А еще у него был ребенок. Крохотная девочка, дочка от служанки. Вот только Йоуас рассказал мне, что малышка родилась мертвой, а ее мать его в грош не ставила. Я поведала ему о Хельге, нашей бедной покойной сестренке, и Йоуас сказал, что был на ее похоронах и что Йоунас, хозяин хутора и отец Хельги, дал ему немного денег в возмещение того, что Йоуаса бросила распутная баба. Йоуас все твердил, что наша мама была сущей дрянью, и пускай, мол, она горит себе в аду, если смогла оставить двоих детей на милость прихода, которая и не милость вовсе, и наговорил о ней еще много других гадостей. Он говорил о маме в точности как Магнус, и как-то вечером мы долго пререкались об этом, а когда поутру я проснулась, Йоуаса нигде не могли найти. Он прихватил с собой деньги, которые дал мне Магнус. С тех пор я его больше не видела.

От толпы, собравшейся на нижнем поле, долетел громкий взрыв смеха. Тоути увидел, что двое мужчин впустили на двор корову, а остальные безуспешно пытаются выгнать ее назад на поле.

– Я сберегала эти деньги на случай замужества, – продолжала Агнес. – Чтобы оплатить разрешение на брак, помочь мужу купить клочок земли, чтобы мы жили достойно и независимо.

– У тебя был жених? – спросил Тоути.

Агнес усмехнулась.

– Да был в Гейтаскарде один слуга, Даниэль Гвюндмюндссон. Я ему, видно, нравилась, вот он и твердил всем и каждому, что мы помолвлены и обязательно поженимся. То же самое он сказал на суде, но я не представляю, как он мог говорить такое серьезно. Ни у кого из нас гроша за душой не было. Я позволяла ему тешиться своими мечтаниями, поскольку благодаря им он хорошо ко мне относился.