Вкус дыма - [20]

Приговаривая так, она подталкивала девочек, а сама так и шарила глазами по двору, словно кого-то высматривала. Маргрьет оперла тарелку с хлебом о бедро. Сладковатый аромат ржаного печева смешался с жарким влажным запахом, источаемым Роуслин, и от этой смеси замутило. Маргрьет зашлась кашлем, содрогаясь всем телом, так что Роуслин пришлось выхватить у нее тарелку, иначе хлеб вывалился бы на землю.

– Ну-ну, Маргрьет, держись. Дыши ровнее. Все хвораешь?

Маргрьет дождалась, пока приступ кашля стихнет, и сплюнула в траву вязкий комок слизи.

– Ничего я не хвораю. Просто зимний кашель.

Роуслин хихикнула:

– Да ведь уже лето в самом разгаре.

– Все в полном порядке, – отрезала Маргрьет.

Роуслин оглядела ее с преувеличенным состраданием.

– Конечно, в порядке, раз ты сама так говоришь. Ну да, по правде говоря, именно поэтому я сегодня и заглянула. Я, знаешь ли, за тебя беспокоюсь.

– Да неужели? – пробормотала Маргрьет. – С чего бы это?

– Прежде всего, конечно, из-за твоей грудной хвори, но еще до меня в последнее время доходили кое-какие слухи. Чепуха, конечно, но все-таки… – Роуслин склонила голову набок и улыбнулась, отчего на ее щеках появились ямочки. – Ну да что это я – болтаю без удержу и даже не подумала спросить, а вдруг ты занята. – Она поверх плеча Маргрьет вгляделась в дом, приложила ладонь козырьком ко лбу, прикрывая глаза от солнца. – Надеюсь, я все же не помешала. С тобой тут, кажется, кто-то был. Какая-то черноволосая женщина. Гостья? – С этими словами Роуслин старательно изобразила на лице вежливое безразличие.

Маргрьет раздосадованно вздохнула:

– Острые у тебя глаза.

– Гм. Может, это Ингибьёрг? – осведомилась Роуслин, выразительно подняв бровь. – Тогда я лучше пойду, не буду мешать подружкам.

Маргрьет поборола соблазн закатить глаза.

– Нет, не Ингибьёрг.

– Ну да, конечно, для нее чуток рановато, – подмигнув, заметила Роуслин. – Новая работница? Для сенокоса вам лишняя пара рук была бы очень кстати.

– Ну, не совсем работница…

– Значит, родственница? – не унималась Роуслин, подступив ближе.

Маргрьет тяжело вздохнула и прокашлялась, отчетливо сознавая, что от этих испытующих расспросов ей не отвертеться.

– Женщину, которую ты видела, поселили на нашем хуторе по приказу сислуманна Бьёрна Аудунссона Блёндаля.

– Да неужели? Вот чудеса-то! А с какой стати?

– Ее зовут Агнес Магнусдоттир. Она – одна из слуг, которых осудили за убийство Натана Кетильссона и Пьетура Йоунссона, и будет содержаться у нас под стражей до самой казни.

С этими словами Маргрьет решительно скрестила руки на груди и с вызовом взглянула на Роуслин.

Та охнула и поставила тарелку с хлебом на землю, чтобы без помех выразить охвативший ее ужас.

– Агнес?! Та самая Агнес, сообщница Фридрика? Убийца Натана Кетильссона? – Роуслин прижала ладони к раскрасневшимся щекам и круглыми глазами уставилась на Маргрьет. – Но послушай! Ведь я же именно по этой причине и пришла! Оуск Йоуханнсдоттир говорила, что у нее был разговор с Соффией Йоунсдоттир, а брат Соффии, Йоуханн, служит батраком в Хваммуре… так вот, Соффия сказала, что Блёндаль решил забрать Агнес из Стоура-Борга, потому что нельзя рисковать жизнью таких уважаемых граждан, и…

Роуслин осеклась, осознав свою промашку. Маргрьет, поджав губы, одарила ее уничтожающим взглядом.

– Ой! Маргрьет, правда, я совсем не хотела сказать… – Округлые щеки Роуслин вспыхнули как маков цвет.

– Да, Роуслин. Правда, что Блёндаль поселил на нашем хуторе одну из убийц и что ни меня, ни Йоуна даже не спросили, что мы об этом думаем… но вот почему Блёндаль принял такое решение – только он один и знает.

Роуслин выразительно закивала:

– Да-да, конечно! Оуск и в самом деле ужасная сплетница.

– Вот именно.

Роуслин все кивала, затем шагнула к Маргрьет и положила руку ей на плечо:

– Я тебе так сочувствую!

– С чего бы это?

– Ну как же – ведь у тебя в доме будет жить убийца! Каждый день тебе придется смотреть в ее жуткое лицо! А уж как, верно, будет тебе страшно за себя, за мужа и бедняжек дочерей!

Маргрьет фыркнула.

– Лицо у нее вовсе не жуткое, – заметила она, но Роуслин ее не слушала.

– Знаешь, Маргрьет, мне довольно много известно об этом убийстве, и позволь тебя предостеречь, что я немало ужасов наслушалась о тех трех злодеях, которые лишили жизни добрых людей Натана Кетильссона и Пьетура Йоунссона!

– Вот уж кого трудно назвать добрыми людьми, так это Натана и Пьетура.

– Но они и вправду были добрыми! Не без греха, конечно, но…

– Роуслин, Пьетур перерезал горло трем десяткам овец. Он был обыкновенный вор.

– И все равно они были почтенными гражданами Исландии! А как же родные Натана? Подумай о них! О Гвюндмюндуре, его брате, о жене Гвюндмюндура и их малых детишках! Ты же знаешь, они сейчас перебрались в Идлугастадир, чтобы отстроить дом и мастерскую Натана.

– Роуслин, если то, что я слышала, правда, Натан больше времени проводил в постелях замужних женщин, нежели в своей мастерской!

Роуслин осеклась, опешив.

– Э-э… что с тобой, Маргрьет?

– Дело в том, что… – Маргрьет обернулась на входную дверь, – все не так просто, – наконец пробормотала она.

– Но ты же не считаешь, что они заслуживали смерти?