Визитатор - [65]

Аббат Симон, расхваливая мне таланты брата Жана, не лукавил. Бывший школяр, бесспорно, ими обладал. Жаль, приложение они имели сугубо недостойное.

В чём состояла суть идеи, предложенной пономарём отцу-настоятелю? В утаивании части прибыли от продажи вина. Куда шли эти деньги? На покупку предметов роскоши? На недозволенные монаху наслаждения? Нет, святые отцы! Изворотливый ум пономаря нашёл им куда более выгодное применение.

Однажды в Орлеане брат Жан по чистой случайности познакомился с менялой, ссужавшим в долг под проценты, разговорился и понял, как можно увеличить утаиваемую от братии прибыль. Он возвращается в аббатство, делится своими мыслями с отцом-настоятелем и тот, возможно, после некоторого колебания даёт своё согласие, но при условии, чтобы его имя нигде и никогда не упоминалось.

Итак, брат Жан с благословения и одобрения аббата Симона постепенно прибрал сбыт вина в свои руки.

Не секрет, что знатные сеньоры всегда нуждаются в деньгах. Со своей стороны менялы никогда не отказывают ссудить им чеканное золото. Вот одному из них и привозил пономарь неучтённое в хозяйственных книгах аббатства золото. Меняла отдавал его в рост от своего имени, а проценты они делили по уговору. В этом и состояла причина частых поездок брата Жана в Орлеан, где он весело проводил время в винных погребках, предаваясь всяческим непотребствам.

Монахи снова зашумели, и снова викарий не мог понять, был ли этот шум знаком осуждения или зависти к покойнику.

— Куда же расходовались, добываемые таким путём средства? — продолжил Матье де Нель. — Львиная доля оставалась в руках отца-настоятеля, но перепадало и пономарю за труды и, разумеется, брату Арману. Вы меня спросите, а зачем же отцу-настоятелю нужны были деньги? Ответ, быть может, покажется вам неожиданным, но тем не менее это правда. Дело в том, что аббат Симон решил, ни много ни мало, а стать во главе нашего диоцеза! Деньги же он собирал для подкупа тех, от кого будет зависеть выбор нового епископа Орлеанского! Именно с этой целью аббат Симон совершал частые и многочисленные поездки.

— О-о-о-о-о! — прокатилось по залу капитулов.

Аббат никак не отреагировал на заявление викария, продолжая безучастно глядеть в одну точку.

— Это так, — подтвердил Его Преосвященство, и шум сразу стих. — Уже некоторое время брат Арман, используя подкуп слуг, старался разузнать о моих планах. К сожалению, от дурных слуг не застрахованы даже епископы. Впрочем, здесь не место для обсуждения поступка аббата Симона, оставим это на рассмотрение Генерального капитула. Продолжайте, господин викарий.

— Таким образом, святые отцы, мы, оставив в стороне сопутствовавшее повествование, перейдём наконец непосредственно к преступлениям, имевшим место в этих стенах. Разрешите мне кратко напомнить вам суть происшедшего.

Спустя несколько дней после моего приезда в аббатство Святого Аполлинария, утренний капитул был прерван сообщением о смерти пономаря. Все, как вы помните, устремились к тому месту, где лежало тело. Казалось очевидным, что смерть пономаря наступила в результате обрыва старой колокольной верёвки, но я был с этим не согласен.

Наклонившись, якобы для того, чтобы удостовериться в смерти брата Жана, я хорошо разглядел оборванный конец, показавшийся мне подозрительным, и укрепился во мнении, что верёвка была подрезана намеренно. Заметил ли убийца мой интерес или он просто решил перестраховаться, но только, когда час спустя я послал брата Жакоба за той верёвкой, оказалось, что она бесследно исчезла.

Такой поворот событий лишний раз укрепил меня во мнении, что пономарь сломал шею не в результате роковой случайности, а в результате заранее обдуманного убийства. Вместе с братом Жакобом мы осмотрели колокольню и обнаружили, во-первых, тайник, устроенный на ней пономарём, где он хранил флягу с вином, украденную не так давно кадильницу и ключ от ризницы.

В этот раз пономарь действовал осторожно, он не стал взламывать замок ризницы, ведь ему не нужно было привлекать внимание к краже. Не стал он воровать и ценную утварь, пропажу которой заметят намного быстрее чем пропажу старой кадильницы.

Я долго не мог понять, как ему удалось раздобыть ключ от ризницы. Но после посещения лазарета мне всё стало ясно. Ризничий, серьёзно относящийся к своим обязанностям, с ключом не расстаётся даже когда спит, но всё же при купании вынужден снимать с себя одежду и оставлять её в передней банной комнаты. Должно быть, пономарь, улучив момент, успел сделать с помощью хлебного мякиша слепок с ключа, а затем во время одной из своих поездок в Орлеан ему ничего не стоило найти мастера и изготовить ключ.

Кроме тайника, который к убийству не имел никакого отношения, на полу колокольни я обнаружил пятна крови. Первым объяснением, которое напрашивалось само собой, было то, что преступник, в спешке обрезая конец верёвки, поранил руку. Это было так просто, что я даже не подумал о других вариантах. Эта догадка существенно сужала круг подозреваемых. Итак, я из всей братии выделил четырёх монахов, имевших порез на руке: аббата Симона, ризничего, брата Юбера, покойного брата Гийома и пятым подозреваемым стал сторож Пьер. Остановимся на каждом, упомянутом монахе.