Византийская императрица - [13]

Интересовалась толпа и всевозможными россказнями, касавшимися придворной жизни и лиц императорской фамилии. В народе о жизни государей, мало что знали, их видели только мельком среди ослепительной роскоши парадных выходов, но тем сильнее работало воображение. Об императоре ходили диковинные рассказы, сообщавшие о его сношениях то с ангелами, то с демонами. Охваченный лихорадкой работы, в высшей степени подвижный и деятельный, Юстиниан поздно ложился и вставал с рассветом, часто даже среди ночи покидал постель и садился за работу. На тему этих ночных занятий народная фантазия сочинила множество небылиц. Говорили, что когда базилевс бродит ночью по комнатам, то двигается обыкновенно по пустым комнатам одно лишь его обезглавленное тело, а голова его вдруг проносится неведомо откуда по воздуху, быстро присоединяясь к телу, которое время от времени она покидает таким необыкновенным образом. Рассказывали, как лица свиты, окружавшие императора, вдруг замечали странную перемену в его лице: брови его и глаза вдруг исчезали, все черты расплывались и в лице его не оставалось ничего человеческого: в подобный момент и исцелил его однажды монах Зоорас своими святыми молитвами. Рассказывали еще, что святой Сабас, известный палестинский аскет, введенный однажды в кабинет Юстиниана, убежал оттуда как сумасшедший, к ужасу находившихся в комнате евнухов, и рассказывал потом, что видел самого дьявола на императорском троне и в императорском одеянии! И чтобы подкрепить эту басню, приводились самые неопровержимые доказательства: свидетельства самых близких к императору дворцовых слуг, которые видели все это собственными глазами. Утверждали, что мать императора рассказывала сама, что почувствовала однажды во сне прикосновение какого-то сверхъестественного существа и от страха потеряла сознание. От этой связи и родился Юстиниан.

Таким же чудесным образом объяснял себе народ колоссальные траты императора. Однажды, рассказывали в толпе, император, крайне опечаленный недостатком в деньгах, мрачно осматривал недостроенную новую св. Софию. Взобравшись на леса, он чуть не со слезами думал о том, что грандиозная постройка останется сделанной лишь наполовину. В эту минуту подошел к нему один из дворцовых евнухов. «Не тревожьтесь, ваше величество, — сказал императору евнух, — пошлите завтра со мной кого-нибудь из ваших сановников: я дам им столько денег, сколько вы пожелаете». Удивленный этим предложением, Юстиниан отправил с евнухом многочисленную свиту и двадцать сильных мулов. Евнух вывел их за черту города и вдруг перед ними предстал дворец необыкновенной красоты, очевидно не созданный обыкновенными человеческими руками. Евнух предложил сановникам войти в одну из зал, в которой лежали груды золота. Затем, вооружась лопаточкой, таинственный евнух нагрузил на каждого мула по четыреста фунтов золота и отослал всех прибывших с ним к императору, говоря, что сам закроет залу. Юстиниан, увидев все это золото, заставил самым подробным образом рассказать ему обо всем случившемся, и так как евнух не возвращался, немедленно послал за ним. Но на том месте, где только что возвышался дворец, посланный нашел уже пустыню, а евнух исчез. Император прославил разумеется Господа за это необыкновенное чудо.

По поводу несметных императорских сокровищ ходило немало и других рассказов, которых не решались однако повторять особенно громко. Говорили, что император составляет массу подложных завещаний, прибирая к рукам особенно богатые наследства, что он спекулирует на ржи, шелке, и на увеселениях своего народа, что ради обогащения он не останавливается ни перед убийствами, ни перед несправедливыми обвинениями. Сплетничали, разумеется, и о Феодоре, ее семье и происхождении. Все знали, что она богата, что она любит деньги. Рассказывали, как она сговаривалась с императором обобрать тех из своих приближенных, которым они позволили предварительно обогатиться, или присвоить, под видом конфискации за нарушение закона, предметы роскоши, драгоценные камни, роскошные ткани, которые она так любила. Рассказывали, что того, кто имел несчастье не понравиться ей, она тайно приглашала во дворец, где его заковывали в цепи и, окутав голову плотной тканью, отправляли в сопровождении надежной охраны в изгнание, а там он попадал в руки палачей, по приказу императрицы готовых на все. Праздные умы столицы вообще страшно занимало все, что творилось за непроницаемыми стенами гинекея. На женской половине дворца, говорили в народе, находятся подземные тюрьмы, ужасные темницы, где Феодора заставляет томиться и пытает свои жертвы: в вечном мраке и безмолвии сидят они там, на таких коротких цепях, что с трудом могут нагибаться, сидят долгие месяцы и годы; как животным бросают им туда время от времени кое-какую пищу; если они случайно попадали на свободу из этого ада — они выходили оттуда обезумевшие и ослепшие. Многие совершенно исчезали в этих тюрьмах. Так однажды к Феодоре явился будто бы ее сын, рожденный ею в ранней молодости. Отец его, умирая, открыл ему тайну его рождения и он вернулся в Константинополь. Императрица, встревоженная его появлением, страшась, как Юстиниан отнесется к этому воспоминанию ее бурного прошлого, приняв юношу, поручила его одному из своих слуг, обычному исполнителю ее секретных предписаний. И с тех пор никто уже не видел несчастного.