Византиец - [59]

Кроме того, в приданое ей Сикст назначил пять тысяч четыреста золотых дукатов. И шестьсот дукатов предназначались епископу Аяччо Антонио Бономбре. Ему поручалось сопровождать Зою в Москву и там, на месте, попытаться прояснить принципиальные для Святого престола вопросы, которые только затемнил Делла Вольпе: о Флорентийском Соборе и о крестовом походе. Что показательно, ассигновка, адресованная финансистам Святого престола Лоренцо и Джулиано Медичи, была выписана 20 июня 1472 года по специальной кассе, пополнявшейся главным образом доходами из квасцовой монополии[15]. Эта касса предназначалась исключительно для нужд войны с турками и контролировалась тремя кардиналами — д’Эстутевилем, Каландрини и Капраника.

21 июня Сикст IV милостиво соблаговолил подписать письма к государям тех стран, через которые пролегал путь Зои на Русь. Письма эти заготовил Н., сославшись на мнение Виссариона. В частности, папа обращался к герцогу Моденскому Эрколе Д’Эсте, к городам Болонья, Нюрнберг, Любек. Н. посчитал целесообразным подстраховаться, чтобы исключить какие-либо накладки по дороге.

Присутствие Делла Вольпе привносило заметную непредсказуемость. Тот явно начал подозревать неладное и для спасения собственной жизни и фортуны мог передаться кому угодно. Из ненадежного союзника вичентинец превращался в тайного врага. Н. сожалел по поводу такого поворота событий. Он всегда питал слабость к талантливым людям, даже негодяям. А Делла Вольпе, вне всякого сомнения, был невероятно талантлив.

Помимо этого, посредством нагромождения различного рода знаков внимания, оказываемых Зое, Н. стремился подкрепить авторитет деспины в первые, самые трудные месяцы после ее прибытия в Москву. Для успеха задуманного имело принципиальное значение, чтобы в Москве помнили, что Зое оказывает свое покровительство лично глава апостольской церкви.

Поэтому папские грамоты были выдержаны достаточно традиционно и пышно. «Наша возлюбленная во Христе Иисусе дщерь, — так примерно писалось в них, — знатная матрона Зоя, дочь законного наследника Константинопольской империи Фомы Палеолога, славной памяти, нашла убежище у апостольского престола, спасшись от нечестивых рук турок во время падения восточной столицы и опустошения Пелопоннеса. Мы приняли ее с чувствами любви и осыпали ее почестями в качестве дщери, предпочтенной другим. Она отправляется теперь к своему супругу, с которым она обручена нашим попечением, дорогому сыну, знатному государю Иоанну, великому князю Московскому, Новгородскому, Псковскому, Пермскому и других, сыну покойного великого князя Василия, славной памяти. Мы, которые носим эту Зою, славного рода, в лоне нашего милосердия, желаем, чтобы ее повсюду принимали и чтобы с ней повсюду обращались доброжелательно. И настоящим письмом увещеваем, о Господе, твое благородие, во имя уважения, подобающего нам и нашему престолу, питомицей коего является Зоя, принять ее с расположением и добротой по всем местам твоих государств, где она будет проезжать. Это будет достойно похвалы и нам доставит величайшее удовлетворение».

В тот же день Сикст IV принял Зою для прощальной аудиенции. Беседа проходила в садах Ватикана. Присутствовал и Делла Вольпе, к которому, никуда не деться, по-прежнему приходилось относиться как к послу, а также высшие сановники курии. С некоторого удаления за этим действом наблюдал более мелкий приближенный люд, в том числе Н.

Насколько Н. мог заключить, какие-либо деловые вопросы в ходе этой прощальной беседы не затрагивались. При папском дворе поняли, что с Делла Вольпе обсуждать эти темы бесполезно, и сочли за благо перенести разговор в Москву. Встреча вылилась в человеческое прощание пожилого главы государства, несущего ответственность за судьбы своих подданных, с молоденькой девушкой, только начинающей жить, которую он своим монаршим решением в угоду соображениям большой политики отправлял за тридевять земель.

Не обошлось без подобающих случаю слов о том, чтобы Зоя в Московском государстве блюла чистоту и святость своей веры, чтобы помогла вернуть Иоанна, а с ним и все Московское княжество в лоно апостольской церкви, чтобы не впадала в грех отчаяния, чтобы уповала на милость Божью. Но Зоя за последние месяцы сильно повзрослела. Она усвоила истинную цену слов. Деспина соглашалась со всем.

В заключение папа пообещал молиться за нее денно и нощно. Зоя опустилась на колени для благословения. У нее в глазах стояли слезы. Сердце Н. защемило. Виновником этих слез он считал себя. Зоя покрыла поцелуями руки Сикста. Старик ее картинно благословил, поднял, расцеловал, сам чуть не прослезился. Аудиенция окончилась.

Отъезд Зои постановили на 24 июня 1472 года.

Глава 18

Когда добрая часть ночи уже прошла, две девушки провели уже очень сонного к тому времени Энеа в комнатушку с соломенным настилом и были готовы улечься с ним по первой же его просьбе — таковы были обычаи в этой стране. Но Энеа, думая больше о ворах, чем о женщинах, и предвидя их скорое появление, отослал девушек, несмотря на их протесты, опасаясь, что, если он согрешит, тут же будет наказан приходом грабителей. Так, он остался один среди коров и коз, которые то и дело вытаскивали пучки соломы из его жалкой постели, не давая ему сомкнуть глаз.