Византиец - [57]

2 июня 1472 года, после церемонии обручения, Делла Вольпе пригласили к папе специально для разговора о военном союзе. Н. в очередной раз возблагодарил Господа Бога: какое счастье, что обручение уже состоялось.

Н., несколько лет пристально следивший за московскими делами, знал, что в обозримом будущем Иоанн не собирался, да и не смог бы, даже если бы захотел, выступить против Турции. Для начала ему надлежало завершить разборку с татарами. Все это было понятно и объяснимо. И об этом вовсе не требовалось говорить открытым текстом.

Можно и нужно было подать эту реальность таким образом, чтобы не отрезать никаких вариантов на будущее. Чтобы папа оценил серьезность и трезвость намерений своего нового союзника. Чтобы он удостоверился в главном — даже если Москва непосредственно сейчас не может выступить против турок, в стратегической перспективе Святой престол и Святая Русь обречены действовать вместе. Собственно, так оно и было.

Пока же в сознание Сикста IV и его окружения следовало внедрить, что, воюя с татарами за окончательное освобождение от их ига, Москва, по сути дела, боролась с турками. Ибо татары и турки, при всех мелких междоусобицах в их лагере, по большому счету — одно и то же. Нанося удары по татарам, Москва тем самым подрывала общую силу турок.

Такой сценарий решающего разговора с папой Н. не раз подсказывал Делла Вольпе.

— Джовамбаттиста, — втолковывал Н. вичентинцу, — какое имеет значение, есть у тебя на этот счет инструкции из Москвы или нет. Мы с тобой оба знаем, как знает и папа, что у тебя нет никаких инструкций, кроме как доставить Зою в целости и сохранности в Москву. Но в то же время ты — посол. По крайней мере, ты сам назвался послом. Поэтому ты должен вести себя надлежащим образом. Предполагается, что посол не только зачитывает написанное у него на бумажке, но и излагает общий строй мыслей своего государя в том, что касается развития отношений со страной, куда он направлен.

При Святом престоле вполне правомерно исходят из того, что брак Зои с Иоанном — это значительно большее, чем породнение двух христианских дворов Восточной Европы. От тебя не требуется лгать, не требуется кривить душой, не требуется предавать твоего государя, — Н. с неимоверным трудом выдерживал такую тональность разговора с Делла Вольпе, словно его собеседником был порядочный, приличный человек. — Мы же с тобой задумали операцию с замужеством Зои, руководствуясь благом не только Москвы, но и Святого престола, всей Европы.

Вот и расскажи, какие стратегические планы у великого князя. Как мешает Москве постоянная угроза татарских вторжений. Расскажи о том, как турки вмешиваются в татарские дела, как они притесняют московскую торговлю на Забакском море[14]. Расскажи обо всем. Предложи папе направить полномочное посольство в Москву специально для разговора на эту тему.

Пусть папские легаты непосредственно из уст великого князя услышат, как он видит будущее отношений своей страны со Святым престолом, с апостольской церковью, с Европой, как он оценивает турецкую опасность. Такое дело быстро не делается. Пока посольство прибудет в Москву, пройдет не меньше полугода, а то и год. За это время Зоя с Иоанном привыкнут друг к другу. А там, глядишь, и наследник родится. И все заиграет немного в ином свете.

Нам же с тобой важно, чтобы ничто не сорвалось с нашим основным проектом. Нам нужно благополучно доставить Зою до Москвы и сочетать браком с Иоанном.

Делла Вольпе слушал и в то же время не слышал. Н. уже достаточно хорошо знал своего напарника и поэтому не мог не опасаться. Тот явно что-то имел на уме. И тем не менее Н. надеялся на природную изворотливость и хитрость итальянца, на его чувство уместного и возможного. К сожалению, похоже, это чувство изменило Делла Вольпе напрочь. После того как он пару раз съездил послом и ему сошли с рук прежние аферы, у монетчика голова закружилась от удачи.

Разговор с Сикстом IV Делла Вольпе провел в самом дурацком ключе. Хуже не придумать. Заговорив для пущей важности по латыни, Делла Вольпе не нашел ничего лучшего, как вновь вернуться к своей давнишней любимой идее — втягивание в войну с турками крымских татар. Это походило на помешательство.

Н. донесли, что как раз в то время, когда Делла Вольпе находился с посольством в Италии, секретарь венецианского Сената Джовамбаттиста Тревизан, один-одинешенек, покинутый всеми, не зная русского языка, дожидался монетчика в Москве. Дело в том, что с подачи Делла Вольпе венецианский Сенат направил Тревизана в Москву, откуда ему, опять-таки с помощью Делла Вольпе, надлежало отправиться в Золотую Орду к хану Ахмеду. Тревизану предстояло на месте удостовериться, вправду ли ордынский хан спит и видит, как бы отдаться под покровительство Светлейшей синьории и обнажить саблю против Турции.

К тому времени, пробыв в Москве около года, Тревизан, размышлял Н., наверное, должен был дойти до полного исступления. Как потом выяснилось, так оно и обстояло. И Сенат успел распорядиться отозвать его. Казалось бы, Делла Вольпе впору было молиться, как избежать расплаты за унижение, которому он подверг могущественную и ничего не прощавшую гордую Венецианскую республику. И тем не менее монетчик снова заводит разговор на эту тему. Теперь уже — с самим папой.