Виза в пучину - [40]

— Я — предельная дрянь… Вы хороший… Добрый… Она запиналась, словно язык у нее распухает при каждом слове, опустила голову на спинку стула и погрузилась в мир каких-то своих образов. Она еще что-то сонно бормотала, потом закатила глаза, как лунатик.

Томас с ужасом смотрел на эту человеческую метаморфозу и молчал, потому что ему больше нечего было сказать по этому вопросу, и он злился на себя за малодушие, за то, что поддался порыву, — не чувству, а порыву, совсем как подросток. И чтобы развеять это гадкое чувство, он вышел из комнаты — ему уже ничего не хотелось. Минут через пятнадцать он поймал себя на мысли, что в номере может произойти трагедия, взбежал по лестнице и толкнул дверь. Инга сидела на стуле и курила. Нетерпеливым жестом она погасила сигарету в старомодной глиняной пепельнице. Потом встала, сняла жакет и начала расстегивать платье, будто делала нечто само собой разумеющееся. Медленно и аккуратно сняла с себя все или почти все, прилежно складывая вещи на спинке кресла, давая благодетелю достаточно времени, чтобы оценить ее физические данные. Но вместо нежных восторгов, он сконфуженно произнес:

— Одевайтесь, Инга. Мне уже ничего не хочется. Давайте спустимся вниз и чего-нибудь выпьем.

Факт и комментарий.

«Скания» с таинственным грузом в карго-листе значится под номером двенадцать. Водитель — гражданин Латвии Гу-нарс Гобиньш.

Телефонный разговор с руководителм таможенной службы Стокгольма Карлом Хеллерманом:

— Существует общеизвестное правило, которым руководствуются все паромы, курсирующие на Балтике, — транспортные средства и контейнеры, принятые на борт, регистрируются в карго-листе.

— Совершенно верно. Оригинал этого документа остается на пароме, а копия сохраняется в компании «Эстлайн». Этот документ сразу же по выходе парома в море передавался по факсу в Стокгольм. Так было всегда. Но на этот раз, а именно 27 сентября 1994 года, мы не получили в срок карго-лист. Не пришел он и на следующий день, что нас очень удивило. Лишь после настойчивых требований с нашей стороны документ был прислан. И тут мы обнаружили, что представитель экипажа, ответственный за погрузку, собственноручно внес в карго-лист сведения о последней таре, не включив все необходимые данные по ней…

— Знала ли об этих нарушениях аварийная комиссия?

— Да. Но, к сожалению, ни комиссия, ни полиция или прокуратура никогда не предавали гласности сведения о том, проводили ли они отдельное расследование по вопросу груза «Эстлайн».

— В перечне груза есть рукописная пометка о машине, которая не фигурирует в карго-листе компании «Эстлайн». Ясно, что фура перевозила контрабандный товар. Казалось бы, для комиссии JAIC это должно было бы послужить зацепкой, но она проигнорировала этот факт.

— Комиссия работала по своей довольно нестандартной схеме, выбирая факты, которые лишь ее устраивали.

ПАРОМ «ЭСТОНИЯ». СЕРГЕЙ ПЕТРОВ

…Торжественно звенят церковные колокола. Он входит в божий храм, креститься и с любопытством разглядывает высоченный купол. Видит архангела с крыльями и с лицом… своего шефа. «Ну что, — говорит Кристапович, — допрыгался?!»

Сергей хочет ответить, но не может — будто гортань заклинило. Дикая боль перекатывается в черепной коробке. Физиономия шефа, купол и сгорбленная фигура бабушки вдруг исчезают, а вместо них — яростное мельтешение геометрических фигур. Они вспыхивают радужными пятнами, набегают друг на друга и распадаются салютом цветистых искр под церковный перезвон. Но вот благовест постепенно затухает, и нависает тишина.

…Он приходит в себя и с трудом открывает глаза — вокруг темень. Храм, колокола, лица — все это явилось в кошмарном видении. Поначалу ему показалось, что веки не разлепились, и он решил раздвинуть их пальцами. Попытался поднять руку, но она тут же коснулось чего-то твердого.

— Где я? — простонал Сергей и опять выбросил ладонь вверх, но она вновь ударилась то ли о бетон, то ли о металл.

Он пошевелил ногой — колено уперлось о то же таинственное препятствие. «В гробу, что ли я нахожусь? — с ужасом подумал Сергей. — Может, я умер?»

От страха он лихорадочно застучал кулаками, и его музыкальный слух уловил металлический звон. Это его успокоило — не гроб вовсе. Гробы металлические не бывают. Впрочем, в цинковых гробах привозят трупы солдат и хоронят с воинскими почестями. Слава Богу, он никогда не надевал армейскую форму, и за ратные заслуги его не похоронят в цинковом гробу. Значит, он лежит не в гробу, а в странной металлической коробке.

Одеревеневшим языком проводит по шершавым губам и выцеживает по слогам:

— Кто ме-ня сю-да за-па-ковал? Он пытается восстановить в памяти последние минуты, но задыхается от нехватки кислорода и вновь проваливается в темноту.

Со звонницы церковного храма опять гулко поплыл колокольный звон. Он властно перекатывается в черепной коробке, в которой, помимо звона, лихорадочно вспухают вопросы и вспугнутой птицей бьются о железные стены логики, не находя ответа. В кровавых кругах проплывают лица — шеф, Валентина, сосед по столику, водитель фуры, человек с кейсом…

Через какое-то время он опять приходит в себя.