Вивиен Ли - [88]

В конце сентября 1964 года Вивиен Ли вернулась в Лондон. Здесь-то болезнь настигла ее. Иначе быть не могло: какое-то время она была Мэри Трэдвелл, а эта женщина с ее отчаянием, неверием, опустошением не могла не нарушить неустойчивый внутренний баланс. Но ведь и иначе Вивиен Ли не могла.

К счастью, в середине октября она была здорова и столкнулась с новой проблемой. Мерривейл уезжал в США, где его ждала роль. Возможно, он хотел отдохнуть. Удерживать его было бы ошибкой. Отпраздновав с ним день рождения в доме Ли Холмана, актриса собралась в Индию, поближе к корням.

Ее поездка в Индию и Непал прошла благополучно, однако в Греции, после встречи с Мерривейлом, актрису свалил еще один приступ. Врачи заговорили о сердце и о легких. Она же планировала выступление на сцене — впервые в Англии за все эти годы — в пьесе Пола Осборна «Графиня».

На сей раз актриса решила изменить амплуа, и «Графиня» давала такую возможность. В основе пьесы лежал роман Мориса Дрюона «Фильм памяти» — история эксцентричной итальянской аристократки, которая сумела промотать несколько состояний и умирала в нищете, растеряв былую импозантность, поклонников и друзей. Действие развивалось в маленьком римском отеле, где проводит последние дни семидесятисемилетняя графиня, не способная уже отделить прошлое от настоящего.

Ставил «Графиню» Роберт Хелпман, турне по провинции началось 5 апреля 1965 года в Ньюкасле. Затем пьесу показали в Ливерпуле, Оксфорде и Манчестере. Повсюду критики ругали пьесу и утверждали, что Вивиен Ли взялась за неподходящую роль. Рецензент «Сан» писал: «В свои пятьдесят один мисс Ли схватывает эксцентрическую суть этой женщины. Она еле держится на ногах и дрожит от старческой слабости, но голос ее так же ясен и громок, как прежде». «Вивиен Ли, даже в сильном гриме, не выглядит на семьдесят с лишним. Ее движения слишком изящны, и она произносит реплики с большей убедительностью, чем они заслуживают», — вторит ему другой критик.

Решение не показывать «Графиню» в Лондоне было для Вивиен Ли ударом. Публика не приняла ее в новом амплуа: «Беда в том, что зрители не хотят видеть меня в роли престарелой женщины. Они хотят, чтобы я оставалась символом молодости и потому не принимают постановки. Если бы структура пьесы была иной и по ходу действия я появлялась в сценах из прошлого в облике красавицы, какой, полагают, я была, мы имели бы успех».

Понятно, актриса переживала неудачу, но даже в этот момент думала не о себе, а о драматурге, и писала подруге: «Ты услышишь от Пола (Осборна. —  В.У.) о наших бедах. Он был так мил и внимателен, и мне очень больно за него. Похоже, это не та пьеса, которую хотели бы видеть здесь в настоящее время. Когда я думаю о времени и труде, которые он вложил в «Графиню», это ужасно. Надеюсь, новые начинания как-то вознаградят его. Не знаю, что делать дальше. Это последняя неделя. Печально выступать с мыслью, что мы не поедем в Лондон».

Лето 1965 года прошло в заботах. День за днем Вивиен Ли читала и перечитывала пьесы в поисках подходящей роли. Более всего ее привлекали три роли в русских пьесах — Наталья Петровна в «Месяце в деревне» Тургенева и чеховские Аркадина и Раневская. Увы, она обратилась к русской драматургии в конце жизни, хотя все крупные мастера английской сцены выступали в чеховских пьесах, а драматургия Чехова имела для театра Англии такое же принципиальное значение, как пьесы Шоу. Обиднее всего, что по складу индивидуальности, по своей любви к выражению многозначных, ускользающих эмоций, умению передать подтекст и тяготению к психологической драме Вивиен Ли идеально отвечала требованиям чеховского театра. «Русская» тема всегда была в русле ее устремлений, что доказало ее выступление в «Иванове» незадолго до смерти, однако актриса, которая в трудной ситуации меняла свой репертуар, нашла Чехова слишком поздно… Были у Вивиен Ли и другие планы. Джон Гилгуд предполагал весь будущий год выступать с ней в «Веселом лорде Квексе» Пинеро и «Идеальном муже» Уайльда: актрисе предстояло сыграть Софи Фуллгарпи и миссис Чивли. Продюсер Хью Бомонт обсуждал участие Вивиен Ли в ибсеновской «Гедде Габлер».

Иногда она обменивалась письмами с Оливье. Трудно поверить, что Ларри — отец троих детей! Еще труднее признать, что он оставил ее из-за болезни. Уж она бы Ларри не оставила, что бы ни случилось… Впрочем, после «Корабля дураков» Мерривейл был на грани аналогичного решения, и она поступила правильно, не стараясь удержать его. Как-то в Тикередж Милл приехал Тарквин Оливье (она всегда старалась преодолеть отчужденность между отцом и сыном, и юноша относился к ней с большим теплом). В его памяти осталась задумчивая фраза: «Ли научил меня жить, твой отец — любить, Джек — быть одинокой».

По субботам в Тикередж собирались друзья — актеры и драматурги, журналисты и поэты, музыканты и критики. Она занималась садом, наблюдала за выводком лебедей, угадывала желания гостей. Все бы хорошо — только она худела и отказывалась пойти к фтизиатру. Однажды, в Брайтоне, она встретилась с Грейси Филдс, которая когда-то заступалась за нее перед Бэзилом Дином. Филдс расстроилась: «Было так грустно сознавать, что она начинает стареть. Это случается со всеми, но когда человек так прекрасен, грустно видеть, что цвет молодости облетел. Мне хотелось плакать».